Всё началось, когда он умер

— Все равно тебя должна была остановить элементарная брезгливость. Потасканный мерзкий развращенный тип, да еще больной.

Ловушка захлопнулась. Возражать было немыслимо. Равноправие в их любви кончилось, хозяин определился. Теперь Кате предстояло собственноручно бросать дрова в костер его ревности, то есть говорить об Андрее Валерьяновиче снова и снова. Инстинкт самосохранения подсказал:

— Кирилл, прошу тебя, о мертвых или хорошо, или ничего.

— А кто умер?

— Он. Его физически нет уже четыре года.

— Есть! — загремел парень. — Я надеялся, что ты прозрела и бросила его. А это он тебя бросил! И не важно, в сущности, убрался в могилу или в другой город. Признайся, ты его все еще любишь? Ты во мне видишь того старого любителя эротических игр, которого заводит белый халат? Я отдаленно на него похож? Мне достаются ласки, которым он тебя обучил?

— Не ори на меня, — жалобно попросила Трифонова, сообразив, что натворила.

— Извини, я не ожидал, что вы с ним так расстались. Я люблю тебя. Я ревную, как дурак, к трупу. — Кирилл бросился перед ней на колени, приник, обнял, неразборчиво забормотал о том, как дорожит. Катя прилегла рядом на пол. Они возились забывшись. Стонали. Всхлипывали. А за ужином он мрачно спросил: — В какое место ты ему уколы делала?

Дрова в костер. Молодой любовник успокаивался лишь тогда, когда Катя отвечала на вопросы о старом. Возникло ощущение, что Голубев стоял между Катей и Кириллом, но не разъединял, а связывал. Парень действительно никогда не спрашивал, что они делали в кровати. Но выяснять, о чем говорили, не стеснялся.

— Почему ты заставляешь меня постоянно его вспоминать? Я переполнена одним тобой. Как ты можешь вытеснять себя им? У тебя есть какая-то цель? — изредка переходила в наступление Катя.

— Есть. Ты должна забыть его совершенно, — твердо говорил Кирилл.

— И действуешь таким способом?!

— Именно. Я вытяну его из тебя полностью. Пока ты не отдашь его мне всего, ты — не моя.

Казалось, ревнивцу наконец удалось сформулировать то, что терзало его и чем он терзал любимую. «Может, он осуществил такой нажим, чтобы поскорее закрыть тему Андрея? — думала Катя. — По большому счету испортил мне целую неделю. Он вытягивает из меня мужчину, который был до него, как нитку. Вообразил, будто она сшивает нечто и это опасно для нашей близости. А я злюсь и постоянно обрываю ее. Сопротивляюсь. Мешаю. Хотя надо бы помочь. Исповедаться один раз, и все».

Она не призналась в обмане. Для Кирилла Голубев так и остался сорокалетним предпринимателем. Но больше ничего не скрыла. Пересказала все его истории, заодно убедившись, что многое забыла. И так же, как на женщин в общежитии и поликлинике, на ее мальчика самое сильное впечатление произвел Антон Каменщиков. Тот самый щуплый рыжий парень с напрочь съеденными безжалостным кариесом передними зубами, который выручил незадачливую журналистку. Три дня молодые люди говорили только об Андрее Валерьяновиче. А на четвертый, когда Катя, плача, заново переживая свой ужас, описывала звонки несуществующим его друзьям, в висок кольнула мысль. Как объяснить наличие такой записной книжки у вполне трудоспособного бизнесмена? Не пришлось. Кирилл примерил ситуацию на себя и твердо заявил:

— Так он разорился. И вмиг остался безо всех Ленуль, Борисов Львовичей, Котовых и прочих. Не поверишь, они за считаные часы растворяются: дома нет, по телефону недоступны, на письма по электронке не отвечают. Тогда банкрот и составил поминальник. Вот они, предатели, с адресами и номерами, только не заедешь, не позвонишь. Даже биографии им придумал хорошие — всем-то они помогают, всех спасают. Остроумный мужик. Поместил отвернувшихся в неактуальную бумажную записнуху.

— А сотовый? — Катя на минутку поверила любимому. — Очистил память и выбросил? У него был только городской телефон.

— Почему нет? Знаешь, когда такое происходит, все с ума сходят. Но, как говорится, каждый по-своему. Рано или поздно возрождаются из пепла. И сжигают записные книжки, которые помогли выжить.

— Когда захватили твой бизнес, ты тоже страдал? — погладила Кирилла по щеке девушка.

— А то нет, — рассмеялся он. Впервые за те дни, когда требовал информацию о Голубеве и получал ее. — Как бы мне хотелось самому увидеть эту книжку. Покажи, а? Пожалуйста.

— Кирилл, я бы с удовольствием. Но оставила ее в квартире. Правда.

— Чтобы девочка не взяла такую вещь на память? Не поверю. Ну, Катя, немного осталось. Найди эту штуку, и мы оба освободимся от твоего Андрея Валерьяновича навсегда.