– Там, куда вас везут, найдется и телефон, – заверил его Леви. – Если только он не сломан. Прошу вас, полковник.
Когда за ними закрылась дверь, Кремер уставился на меня так, словно прикидывал, не арестовать ли и меня тоже. Изобразив на лице полнейшее равнодушие, я мимоходом заметил:
– Будь мне позволено войти в кабинет, я показал бы вам толстенную книгу, где содержится информация о людях, живших под чужой личиной, – забыл, как называется. Мировой рекорд – шестнадцать лет. Один парень в Италии целых шестнадцать лет дурачил окружающих, и…
Кремер продемонстрировал явный недостаток, бесцеремонно отвернувшись от меня, чтобы бросить стенографисту:
– Собирайся, Мерфи. Мы уходим.
Он рывком отодвинул стул, поднялся на ноги и потряс ими, чтобы спустить задравшиеся штанины. Леви заглянул снова, и Кремер обратился к нему:
– Уходим. Все на выход. Сбор у меня в кабинете. Скажи Стеббинсу, одного человека у крыльца будет достаточно… впрочем, я сам скажу…
– Но, сэр, там остался еще один свидетель.
– Кто именно?
– Некий Николсон Морли. Он психиатр.
– Этого нам еще не хватало. Отпусти его.
– Да, сэр.
Леви ушел. Коп-стенографист складывал свои манатки в видавший виды портфель. Кремер уставился на Вульфа. Тот спокойно выдержал его взгляд.
– Помнится, недавно, – скрипучим голосом произнес инспектор, – вы упомянули, что некий факт в рассказе Гудвина показался вам любопытным.
– Разве? – холодно переспросил Вульф.
Их глаза снова встретились, и оба некоторое время продолжали играть в гляделки. Ну, честное слово, прямо как дети малые. Нет бы Кремеру пойти и сломать печать на двери кабинета, а Вульфу поделиться с инспектором своими соображениями. Оба от этого бы только выиграли. Однако ни один из них не хотел сделать первый шаг. Наконец Кремер не выдержал, отвернулся и встал, чтобы уйти.
Он уже обошел стол и направлялся к выходу, когда Леви вновь появился на пороге, чтобы доложить:
– Этот Морли, он непременно хочет с вами побеседовать. Говорит, вопрос жизни и смерти.
– Небось какой-нибудь чокнутый? – раздраженно бросил инспектор.
– Не могу знать, сэр. Вполне вероятно.
– Ладно, так веди его сюда. – И Кремер вновь обогнул стол, возвращаясь на свое место.
Глава седьмая
Теперь я мог как следует рассмотреть этого средних лет мужчину с копной черных волос. Его бегающие глаза были такие же черные, как и волосы, а на подбородке вовсю пробивалась темная щетина. Войдя, он сразу уселся и с места в карьер принялся объяснять инспектору, кто он такой и чем занимается.
Кремер нетерпеливо покивал:
– Я знаю. Вы хотели сообщить мне нечто важное, доктор Морли?
– Да, это вопрос жизни и смерти.
– Слушаю вас.
Морли поерзал, поудобнее устраиваясь на стуле.
– Сначала позвольте один вопрос: мне кажется, что пока еще никто не арестован. Я прав?
– Да… если вы имеете в виду арест по обвинению в убийстве.
– А вы подозреваете кого-то конкретно? Есть у вас какие-нибудь улики?
– Если вы спрашиваете, готов ли я назвать убийцу, то пока я этого сделать не могу.
– А я могу.
У Кремера просто челюсть отвисла:
– Что? Вы можете сказать мне, кто задушил эту женщину?
Доктор Морли улыбнулся:
– Не так быстро. Предположение, которое я могу вам представить, имеет вес только при наличии определенных предпосылок. – Он соединил пальцы рук. – Во-первых: вы не имеете понятия, кто совершил убийство. Очевидно, так и есть. – Он кивнул. – Во-вторых: вы имеете дело не с обычным убийством, где мотив тривиален и легко вычисляется. – Еще один кивок. – В-третьих: ничто не противоречит гипотезе, что эту даму… как я узнал от миссис Орвин, ее звали Синтия Браун… что ее задушил тот же человек, который задушил и Дорис Хаттен седьмого октября прошлого года. Могу я опираться на эти предпосылки?
– Попытайтесь. Правда, я не очень понимаю, зачем вам это нужно?
Морли покачал головой:
– Лично мне это не нужно. Просто я хотел вам помочь. Сразу скажу, что отношусь к полиции с глубочайшим уважением и не сомневаюсь в вашем профессионализме. Если бы человек, убивший Дорис Хаттен, был уязвим для привычных полицейских методов и процедур, его наверняка бы уже поймали. Но он еще на свободе. Полиция в данном случае бессильна. Почему? Да потому, что он действует за пределами вашей компетентности. Потому что при поисках мотива вы ограничены своими же собственными стандартными схемами. – Черные глаза Морли возбужденно блеснули. – Вы не специалист, так что я не стану перегружать свою речь научными терминами. Самые мощные мотивы из всех – личностные побуждения, которые нельзя выявить объективным путем. Если личность искажена, если имеет место какой-либо перекос, как это бывает у психически больных, тогда и побудительные мотивы также искажены. Как психиатра меня очень заинтересовали публикации, посвященные убийству Дорис Хаттен, – особенно примечательна та деталь, что она была задушена собственным шарфом. Увы, попытки полиции найти виновного – я ни на минуту не сомневаюсь, что вы сделали всё возможное, – не принесли плодов. Я с радостью подключился бы к расследованию уже тогда, но на тот момент вряд ли мог вам хоть чем-то помочь.