Всё по-взрослому

— У меня замечательные альбомы со снимками. Тогда умели делать красивые портреты. О, я была очаровательна! Какие мужчины говорили мне комплименты, дарили цветы.

Из её потухших, почти бесцветных глаз полились скупые слёзы. Но Алевтина Егоровна собиралась с мыслями и продолжала повествование, — в этом самом доме, где мы сейчас находимся, да-да, в этом самом, жили исключительно семьи красных командиров и крупных чиновников.

Мне в ту пору было… немножко за тридцать. Так вот, эти господа мне проходу не давали. Молодые люди с положением, состоятельные и довольно интеллигентные наперебой желали меня проводить, пытались преподносить подарки.

Некоторым я не отказывала в удовольствии проводить меня до дома, но страсть как боялась серьёзных отношений. Мало ли что. Мой папа по нелепой случайности был объявлен врагом народа и расстрелян. Его реабилитировали, конечно, но это ничего, в сущности, не изменило в моей жизни.

Клеймо поставлено, смыть его было невозможно. Мамка, когда папу расстреляли, просто не захотела жить: легла на кровать и с того дня не съела ни крошки, как я ни старалась её накормить.

Ты не представляешь, Антон, каково это — видеть приближение смерти самого родного человека и не иметь возможности ничего изменить.

Мама добровольно уходила из жизни: медленно, постепенно, неотвратимо. Это по-настоящему страшно.

Я осталась одна. Совсем. Так вышло, что все родственники, были далеко, где-то под Смоленском. У них огромные семьи и полная к тому времени нищета. Я посчитала за лучшее остаться в Москве, где у меня большая комната в коммуналке. В ней до сих пор и живу. Точнее, доживаю.

Так вот, как-то за мной очень настойчиво принялся ухаживать бравый военный. Может быть, он и не был красавцем, но гусаром точно был: какая выправка, какая осанка! А манеры, голос. Как он был нежен, как добр.

У нас случилась любовь. Честно-честно. Настоящая любовь, даже страсть.

Для меня это был настоящий шок. Он часто уезжал в командировки на какие-то секретные задания. В один из приездов был здорово озабочен, уговорил оформить брак. Я не устояла. У нас было шесть, нет, почти семь месяцев счастья.

Тот период я помню по минутам.

Потом случился конфликт с Китаем на острове Даманский. И его не стало. Только тогда я поняла свою маму и поклялась так же незаметно уйти из жизни.

Но время пришло иное. Соседи и подружки не дали этому случиться. Как видишь, я до сих пор жива, даже кокетничаю тут с тобой.

А в гости ты обязательно должен ко мне зайти. У тебя же есть жена? Вот и замечательно. Давай не откладывать в долгий ящик. В моем возрасте каждый день может стать последним. Послезавтра, в твой выходной, буду вас ждать. Записывай адрес. Это совсем рядом. Приходите, непременно. Буду ждать у подъезда. Только скажи во сколько. Я ведь женщина, должна подготовиться.

Вечером, в конце тяжелой смены, после подсчётов прихода и расхода в карман Антона непременно ложилась некая сумма, сравнимая по величине с месячным заработком уборщицы или нянечки в детском саду. Всю эту наличность он отдавал жене, которая постоянно ворчала, что Антон не умеет зарабатывать как другие, “нормальные мужики”.

Она складывала купюры стопочками, пересчитывала каждый раз, что-то записывала и всегда причитала, что не хватает на то, на другое, чем давно уже обзавелись все, ну почти все подруги.

— Разве это жизнь, — причитала она, — когда приходится в чём-то себе отказывать, что за муж, если не умеет добыть жене мамонта? Значит, не любит.

Верочка, уложив детей спать, со вкусом страдала в одиночестве, дожидаясь Анотона с очередной смены: лузгала семечки, почитывая дущещипательные романы о большой и светлой любви, мечтая непременно пережить подобные романтические эпизоды когда-нибудь потом, а пока предаваясь сладостным грёзам.

Как иначе? Ведь она молодая красивая женщина. Отчего-то Верочка упрямо мечтала о любви, которая должна случиться потом, не сейчас, не обращая ни малейшего внимания на происходящее здесь и сейчас, в то время, когда всё необходимое уже находилось у неё под рукой.

Как назло, ей достался не муж, а сплошное недоразумение, — ни украсть, ни покараулить, — пеняла она Антону, — с тобой каши не сваришь. Вот у Аньки… у Аньки муж как муж. И у Светки Каликиной. Какого лешего я за тебя замуж пошла!?

Тот пожимал плечами, не в силах перечить любимой. Что с того, что денег становилось больше? Счастья и взаимопонимания, напротив, выходило меньше и меньше.

Если человек не может быть счастливым без денег — богатство не прибавит ни удачи, ни наслаждения жизнью. Деньги помогают лишь тем, кому и без них хорошо. Вокруг столько богатых неудачников.

— Сейчас, муж придет с работы, — мечтательно представляла себе Верочка, — приготовит чего-нибудь вкусненькое (у него это замечательно получается), а она, наоборот, ужасно не любит, просто не выносит органически любые домашние обязанности. Ничего-ничего, она с мужем в избытке расплачивается роскошным телом и свежестью молодости.