Вскормленные льдами

Но все, от кочегарки до ходового мостика, не видя приевшийся силуэт «британца» на горизонте, надеялись: «Можа убёг лихоимец?» И ждали: «Интересно, господа, как скоро теперь подойдёт обещанный адмиралом американский ледокол?»

А спустя тройку часов сигнальщики радостно проорали, что наблюдают на горизонте с оста красную точку. Вскорости выросшую до размеров судна.

Ледокол был ещё не виден невооружённым глазом, а спасительная новость побежала с корабля на судно, с парохода на броненосец.

На «Ослябе» протрезвевшая, образумившаяся матросская толпа, надеясь заработать себе «индульгенцию», скрутила, измордовала всех пастырей-народовольцев. Выпустив офицеров, притихнув (кто стыдливо, но в основном под страхом), ожидая закономерных наказаний и репрессий.

А чужак-ледокол был уже как на ладони.

Напрасно офицеры пытались разогнать свободных от вахты по кубрикам – матросы, как тараканы, вылезали из всех щелей, только бы поглядеть на чудо-корабль. И галдели, галдели, восхищённо, почти благоговейно, глазея, как быстро (не меньше десяти узлов), совсем без дыма (точно призрак), словно по маслу скользит он по ледяной равнине.

И лишь усилился ропот, когда наконец высмотрели нарисованную в носу пасть, сочтя (большинство), что это «улыбка», всё же для верности осенив себя крестным знамением.

Читали приветственные флажные знаки, когда «красавец» вышел на траверз к флагману. («Красавец» с лёгкой руки прицепилось исключительно за цвет надстройки. Непривычные формы судна у многих вызвали вопросы.)

Удивлялись:

…что надписи на борту по-русски, катая на языке знакомое слово (как правильно поняли) название судна – «Ямал», кто-то и неумело по слогам «росатомфлот».

…что триколор на грот-мачте, в то время как никакой тряпицы с символами Североамериканских Штатов не наблюдается.

– «Ямал», «Ямал», – повторяли офицеры и нижние чины – слово добегало до трюмов, до «прикованных» к своей вахте кочегаров.

А на верхних палубах продолжали жадно пялиться на детали, когда ледокол мягко встал борт в борт с «Суворовым».

На броненосец по перекинутым сходням сошли люди.

Совещание с командующим длилось больше часа.

* * *

«Ермака» «чужак» вывел играючи, взяв «за усы», выписав полукруг, пройдя вдоль всей колонны, потратив на четыре мили до открытых вод Баренцева моря и обратно чуть больше получаса.

Многие теперь завидовали братушкам с «Ермака»:

– Домой возвертаются, а мы, вестимо, дальше пойдём.

– Не боись! Видал, силища какая. Даром что «Я мал». Эх-ха!

Вернувшись, «Ямал» поочерёдно с ювелирной осторожностью обколол каждую боевую и вспомогательную единицу эскадры.

Наконец закачались на воде перегруженные пароходы, заворочались перетяжелённые броненосцы, малыми оборотами винтов отгоняя битый лед.

А ледокол, став во главе колонны, призывно дал гудок «за мной!», на который воспрявшая эскадра, словно стадо мастодонтов, загудела своими воображаемыми хоботами, топорщась зачехлёнными бивнями орудий.

Двинули.

На восток.

Ещё не хоженным в этом веке Северным путём.

Но наконец-то уверенно.

С верою.

Теперь на каждом корабле и пароходе был человек с ледокола – опытный судоводитель, который не только имел права и особые полномочия, но плотно обучал этой премудрости вахтенных офицеров. Непосредственным опытом.

Ещё в телеграфных рубках установили коротковолновые радиостанции (УКВ, если уж цепляться за точность). Секретные. В отдельных выгородках. А к ним приставили молодых, но толковых офицеров – обучались пользоваться. Так как было условлено и велено (из самого Петербурга), что по приходе эскадры на Тихий океан эти средства связи останутся на кораблях. С выведенной гарнитурой прямо в ходовую и боевую рубку радиостанции обещали быть чертовски удобными для управления эскадрой в бою.

А операторы этих чудесных радиостанций получили особый приказ, если не дай бог что – секретная аппаратура должна быть уничтожена.

Ещё Рожественский получил возможность непосредственной голосовой связи с Петербургом. Сигнал с коротковолновой радиостанции на флагмане коммутировался и ретранслировался ледоколом.

Зиновий Петрович уже имел несколько неприятный разговор с самодержцем.

И кстати, как оказалось, адмирал не собирался «закладывать» потомков, что они провели диверсию против английского корабля, чем порядком удивил капитана ледокола.

– Почему, – напрямую и по-простому спросил Чертов, – не стоило ли предупредить императора, чтобы дипломатическая служба была готова выставить контраргументы на претензии британцев?

– Будучи в неведенье, искренней будет возмущение на «ложные обвинения», предъявленные Англией, – продуманно ответил Зиновий Петрович и неожиданно улыбнулся, став даже симпатичным (в восприятии). – Признаться, поделом им. А то привязался этот «британец» как репей.

Обеспокоенные столицы

Пока «Ермак» тихо чапал в Александровск, везя рапорт Рожественского, радиосвязь опередила бумаги.

Обозлённый на своих болтливых «великих» родственников, Николай II потребовал каких-нибудь обязательных мер по этому поводу.