Свет и тень, должно быть, и вправду сыграли со мной злую шутку, потому что, встретив Стюарта в следующий раз, я удивился, что он и близко не походил на картинку, которую я создал в темной комнате своего разума. Конечно, он не был молод (еще раз повторю), но точно не страдал от старческих мук, не горбился и у него не было длинных скрюченных пальцев алчного скупердяя. На самом деле его зубы, хоть и казались слишком белыми для его возраста, не светились, как у вампира (подобный эффект получается, если опрометчиво улыбнешься, стоя под диско-шаром). Так что, когда я снова увидел Стюарта в реальной жизни, у меня не укладывалось в голове, насколько он на самом деле
А Эмбер я представлял девочкой-подростком, которая еще грызет ногти и крутит кудряшки, что делало романтический интерес Стюарта к ней еще более запретным. Собственные глаза быстро развеяли мои иллюзии. Как бы ни был предвзят, я не мог отрицать, что она скорее женщина, чем маленькая девочка, болтающая в воздухе ногами, чтобы взлететь повыше на качелях. Да, она иногда вела себя со мной глупо, но по закону была совершеннолетней. Взрослой – все по-честному. И хотя могли оставаться возражения с точки зрения морали, по закону все было чисто. Осознание всего этого поразило меня в The Gluepot в районе Понсонби, где я тогда жил. Я выбрал именно ту таверну не только из-за близкого расположения, но и так как надеялся, что там может произойти пара вещей. Во-первых, представь: живая музыка, рок, сигаретный дым, люди в черной коже пьют пиво из банок… и тут дверь открывается, заходит Стюарт в деловом костюме, с портфелем в руке, все замирают и воцаряется мертвая тишина, как будто незнакомец вошел в салун на Диком Западе. Во-вторых, настоящее препятствие. Да, возраст в законе об избирательном праве был снижен до восемнадцати, но запрет на алкоголь не был снят – пить по-прежнему нельзя до двадцати, так что я надеялся ткнуть их носом в то, как плохо они друг другу подходят. Я злобный и мелочный, знаю, но, как гласит старая поговорка, «в любви и на войне все средства хороши».
Реальность 1: дверь непрерывно открывалась и захлопывалась, пока я поджидал их, пытаясь растянуть пиво (чтобы не было похоже, будто я околачиваюсь здесь, как какой-нибудь одиночка). Реальность 2: опоздав почти на полчаса, влюбленные голубки вошли рука об руку, смеясь над тем, что ей удалось без проблем попасть внутрь, потому что работники подумали, что она дочь Стюарта! (Родителям разрешалось приходить с детьми, если только те не будут пить
– Рад тебя видеть! – сказал он, перекрикивая шум, и крепко сжал мое плечо. (Ну и где же, черт возьми, портфель, который он должен держать в руках?) Улыбка Стюарта была почти заразительно дружелюбной, а смех, кажется, делал его скорее обаятельным, чем старым.
– Прости, мы опоздали. – Эмбер смотрела на меня широко распахнутыми глазами. – Он приготовил для меня ужин, и…
– Ей потребовалось время, чтобы съесть его. – Стюарт закончил предложение за нее, как раз возвратившись с двумя кружками лагера и малиновым физом.
– И что это было, ребята? – спросил я, когда мы сели.
Мы со Стюартом оказались друг напротив друга: неловко.
– О, какие-то
Стюарт добродушно рассмеялся:
– Деликатес, немного оливкового масла, мелко нарезанный чеснок. В следующий раз я угощу тебя молодыми осьминогами, у них такие маленькие расплющенные ножки. Обещаю, это будет кулинарное блаженство! – И он поцеловал кончики пальцев.
– Он убедил меня попробовать устрицу. Ты ел устрицы, Итан?
Я не хотел казаться бедным и некультурным в глазах Стюарта и начал привирать, но Эмбер, будто прекрасно знала, что ничего я не пробовал, меня перебила:
– Как будто зимой откашлялся и должен проглотить все это!
Меня передернуло, а Стюарт скрестил руки, посмотрел на нее с едва уловимой улыбкой во взгляде и произнес:
– Само море на вкус.