– А девушек избивать не больно? – злобно прошипел он ей в лицо и со всего маху залепил Нине пощечину. Нина ахнула. Пощечина будто освободила всю давно копившуюся злость Кирилла, позволила ей вырваться наружу. – Сука! – больше не сдерживаясь, заорал он.
Нина отлетела в сторону и от боли и унижения ничего не могла сказать. Она с трудом удерживалась на ногах и стояла, схватившись рукой за лицо, с ужасом глядя на Кирилла. Он опять надвинулся на нее, он изрыгал проклятия, он собирался ее задушить или проломить ей голову. Лицо его исказилось, черты были до неузнаваемости страшны, и он снова занес над ней руку!
Никогда раньше Нина не видела его таким. Она закричала от страха.
И вдруг казавшаяся ей огромной нелепая фигура мужа с поднятой на нее рукой внезапно покачнулась и рухнула на пол, а на голове Кирилла, на его галстуке, рубашке и прекрасном темно-сером костюме появились странные коричневые потеки. В ужасе, смешанном с удивлением, Нина перевела глаза на подругу и увидела, что Пульсатилла стоит над Кириллом с перевернутой бутылкой коньяка в руках и растерянно принюхивается к своим пальцам.
– Кажется, я его… того! – шепотом сказала она. Глаза у нее стали размером с блюдца. В квартире повисла давящая тишина. Потом с пола донесся тихий стон. Нина наклонилась, посмотрела на мужа, потом на подругу.
– Не бойся, Танька! Ты помнишь, какое отчество было у Бунина? – вдруг спросила она.
– Алексеевич. – Татьяна сглотнула слюну.
– Вот если бы Иван Алексеевич привел свою любовницу не к Вере Николаевне, а ко мне и жил бы с ней в моем доме пятнадцать лет, то я бы точно его убила! – сказала Нина и стала поднимать мужа за плечи. Волосы на голове у Кирилла потемнели от крови. Он опять застонал.
– Надо подушку, – сказала Татьяна.
Нина оставила мужа и сбегала за подушкой, и, приподняв голову Кирилла, они подложили под нее подушку.
– Сволочи вы! Этот коньяк стоил четыреста долларов, – вдруг донеслось с пола, Кирилл чуть открыл глаза и с ненавистью посмотрел на подруг. – Что вы со мной сделали, идиотки! Как я завтра на работу пойду? У меня же там этот француз!
Нина предложила, осторожно склонившись над его головой:
– Можно заклеить пластырем. Рана неглубокая. Кровотечение уже остановилось.
– Что же я, с пластырем буду ходить?
– Шапку наденешь! – холодно сказала Татьяна. – Нечего было руки распускать! И обзываться!
– Помогите мне сесть на стул, дуры!
– Проси прощения, тогда поможем! – сказала Татьяна, но Нина уже, испытывая некоторое раскаяние, подхватила мужа под руку, приговаривая: «Ну, вставай, Кирюша, потихонечку! Вставай!» Таня же не тронулась с места.
– Только посмейте притронуться к Лизе! – Кирилл со злостью стал отталкивать Нинину руку.
– Да никто не трогал твою Лизу! – возмутилась Нина и сама отпустила руку Кирилла. Тот опять со стоном плюхнулся на пол. – Врушка она, твоя Лиза! Я тебе вчера еще это говорила!
– Ох, идиотки! – Он схватился за голову. Видно, Пульсатилла здорово его приложила. У Нины щека покраснела и сильно распухла.
– Ты негодяй! – сказала она. – Из-за какой-то девчонки меня избил! Мало тебе Танька заехала! Я сейчас сама еще и со второй стороны приложу! У меня, между прочим, тоже завтра уроки! Как я к ученикам в класс войду в таком виде?
– Ну-ка покажи! – деловито сказала Татьяна. – Синяк есть? Если есть, очень хорошо. Сейчас мы его самого в милицию сдадим!
Нина покрутила головой перед зеркалом. С сожалением сказала:
– Нет, синяка пока нет. Может, завтра проявится!
– Вот завтра заявление и напишем! – угрожающе пообещала Пульсатилла.
Кирилл, лежа на полу, только иронически хмыкнул, покрутив пальцем у виска:
– Испугали вы кого-то вашим заявлением! Я менту денег дам, и никто у вас заявление принимать не станет!
– Нина, собирайся! Пошли отсюда! Нечего с таким козлом оставаться! – сказала ему в ответ Пульсатилла. – Но завтра мы вернемся. Не думай, квартиру тебе не оставим!
При этих словах Кирилл снова попытался сесть и замахнуться теперь уже на Пульсатиллу. Замах получился слабый, Пульсатилла с усмешкой ткнула ему в живот пальцем, но Нина закричала:
– Не трогай его больше! – Поскорее подставила ему сзади стул, и Кирилл с размаху, опять застонав, плюхнулся на него.
– Да он у тебя просто идиот, – продолжала Татьяна, – если не соображает сам, что сделала для него жена и что сделает с ним буквально через пару месяцев эта мерзавка! Наглая интриганка, которую пальцем никто не трогал! И жаль, что не трогал!
Нина развела в стороны руками, мол, да, ничего не поделаешь, вот так и приходится жить!
Пульсатилла обняла подругу за талию.
– Ничего с ним не сделается, пусть полежит да подумает обо всем!
«Вот тебе и повод показаться перед ним в новой шубке! – подумала Нина. – В новой шубке и с заплывшим глазом».
Щека у нее саднила, но так уж повелось, что русские женщины быстро забывают обиды. В сознании Нины Кирилл оказался пострадавшим в большей степени, чем она, ибо рана, нанесенная Пульсатиллой, все-таки кровоточила, а ее собственный глаз хоть и заплыл, но немного.