Всплеск внезапной магии

Вероятно, так и есть, подумал он. Все члены Круга тщательно планировали меры на случай чрезвычайных ситуаций и еженедельно пересматривали их и обновляли, вот как с этим его совещанием, чтобы никто из домашних не догадывался, где они. Ни Морин, ни Аманда не могут быть изменницами – даже думать нечего. И все же, и все же… Доедая заветрившуюся, еле теплую рыбу с картошкой, он покрутил в голове мысль, что изменник – кто-то из их ближайших родственников. Если даже шпион и уловит закономерность в их отлучках, это не слишком ему поможет, просто станет очевидно, что это происходит во время определенного рода кризисов и при определенной фазе луны, если, конечно, кто-то из них не обронил дома необдуманное словечко. Необдуманные словечки так легко обронить, когда ты среди своих. Марк и сам всегда крайне осмотрительно относился ко всему, что говорил Поли, но не то чтобы она совсем ни о чем не догадывалась. Она присутствовала вместе с ним на всех тайных церемониях. Она знала, каковы его обязанности. Но ему страшно было подумать, как она разозлится, если узнает, сколько всего он от нее скрывает. Наверняка и у трех прочих то же самое – впрочем, нет, у Глэдис не так: насколько всем известно, она вдова. Однако Морин руководила профессиональной балетной труппой, и танцоры, конечно, были для нее как родные, и к тому же постоянно меняла любовников, а из них лишь единицы имели отношение к колдовству. Нынешний был настоящий неограненный алмаз, а если посмотреть правде в глаза, то неотесанный чурбан, владелец музыкального магазина, и на первый взгляд вполне мог оказаться чьим-нибудь наймитом. А Аманда? Помимо вышколенного мужа, которого почти никто никогда не видел, у нее были дети-подростки и еще, как слышал Марк, с ней в одном доме жила сестра. Нельзя же, в самом деле, рассчитывать, что Аманда ни разу не проговорилась сестре…

Все кошки не сводили с него осуждающего взгляда. Он не стал доедать картошку и поплелся в ванную, где, к вящей своей досаде, обнаружил, что сиденье унитаза постоянно падает. Очередная шуточка Глэдис, вроде калитки. Весьма вероятно, с горечью признал он, подпирая сиденье ершиком, что вся эта его нервозность – просто чей-то отвлекающий маневр. Откровенно говоря, Аманды он боялся до дрожи. Особенно его пугала в ней ипостась Матери – хотя, казалось бы, с какой стати, ведь свою мать он не помнил.

Когда он вошел в кухню, Аманда, поставив локти на стол и зажав в руке кипу распечаток Марка, напористо втолковывала что-то Морин. Тусклая лампочка под потолком в кухне Глэдис почему-то освещала Аманду, как белый луч театрального софита. От нее волосы Аманды окрасились в иссиня-черный, а приятное лицо с правильными чертами – в чисто-белый. Глаза на нем горели неотразимым огнем.

– Итак, вот что мы имеем, – говорила она, и по голосу было слышно, что доводы ее так же ясны и неотразимы, как и взгляд. – Другая вселенная, одна из множества соседних с нами, и в ней мир, вероятно, очень похожий на наш, где, похоже, нашли способ манипулировать нашим миром к собственной выгоде. Видимо, метод у них таков: организовать какой-то кризис, например, мировую войну или эпидемию, думаю, хороший пример – СПИД, а потом изучать, что мы по этому поводу предпримем. Если мы решаем проблему, все наши открытия переносятся в их мир.

А Морин в свете лампочки Глэдис была, наоборот, всевозможных оттенков рыжего и коричневого – медные волосы, медовые веснушки, желтые глаза, – и коричневый спортивный костюм облегал ее узкое тело, никогда не знавшее покоя. Пока Аманда говорила, она развязалась из позы лотоса, развернула свой стул, села на него верхом и положила веснушчатые локти на шаткую спинку.

– Не забудь об их маленькой хитрости – не давать нам расслабиться, пока они ставят свои эксперименты, – сказала она. – Это меня особенно выводит!

– Я как раз хотела об этом упомянуть, – отвечала Аманда. – Нет никаких сомнений, что эта пиратская вселенная что-то знает об организации Круга. Либо они что-то выяснили во время Второй мировой, либо мы сами себя выдали, когда не пускали сюда Гитлера. А после этого на нас с завидной регулярностью обрушивали катастрофы вроде Чернобыля, чтобы проверить, не утратили ли мы форму, а когда оказывалось, что не утратили…

– Не всегда, – заметила Морин и подтянула колени к подбородку. – Мы тогда чуть не пропали.