Читаем Вспомним мы пехоту... полностью

— Вот я, товарищ гвардии полковник, вспоминаю, как год назад, когда в обороне в Молдавии стояли, врукопашную с немцами схватились. Ох, и натерпелись мы тогда страху! Верно, Костя? — Он обернулся к стоявшему рядом бойцу, и при свете костра я узнал Костю Воронца… Тот лишь улыбнулся.

— А вы неправду говорите, товарищ Третьяков, — с напускной строгостью возразил я. — Если бы вы в той рукопашной струхнули, то не обратили бы в бегство втрое превосходящего вас по численности противника и, конечно, не сидели бы сейчас у костра на австрийской земле.

— Так, товарищ гвардии полковник, это мне уж потом страшно сделалось…

Стоявшие у костра солдаты дружно рассмеялись. А когда смех утих, Грозов сказал:

— Тот и есть настоящий солдат, к кому страх приходит не во время боя, а после него.

Я подошел к Воронцу, тронул его за плечо, отвел в сторонку.

— Отвоевался, Костя?

— Так точно, товарищ гвардии полковник.

На груди у моего «крестника» рядом с медалью «За отвагу» красовался новенький орден Славы III степени, который я вручил ему недавно за бои под Веной.

— Комсомольский билет тебе выдали?

— Давно, товарищ гвардии полковник, еще в обороне, в Молдавии.

— Рад за тебя. А что мать пишет?

— Та жизнь вроде налаживается. Фронтовики вернулись, хто по ранению по чистой освобожден, колхоз восстанавливается пинемногу…

Попрощавшись с бойцами, с Грозовым, с Данько, который только что подошел к костру, мы с адъютантом сели в машину и поехали в 184-й, а потом и в 186-й полки. В эту первую мирную ночь хотелось увидеть всех, с кем прошел тысячи километров по земле России, Украины, Молдавии, Венгрии, Австрии…

* * *

Вот и закончена книга моих воспоминаний о войне, о том, как сельский батрак благодаря Советской власти стал командиром дивизии, кавалером многих орденов. Сейчас я пенсионер, генерал-майор в отставке. Как и всех советских людей, меня глубоко волнуют и радуют те великие преобразования, которые происходят в нашей стране. Меня глубоко волнует и радует тот факт, что моя Родина — Советский Союз является глашатаем мира, что влияние стран социалистического содружества на международную политику имеет решающее значение.

И мне хочется, чтобы новые поколения советских людей, наша молодежь, прочитав эту книгу, вспомнили тех славных солдат, ценою жизни которых, ценою крови которых добыто сегодняшнее величие Родины, ее независимость, свобода и счастье. Мне хочется, чтобы молодые люди, комсомольцы, возводящие новостройки в Сибири и на Дальнем Востоке, на Крайнем Севере и в пустынях Средней Азии, были похожи на таких воинов, как сержанты Иванов, Лавка, Третьяков, ефрейтор Петров, рядовые Плотников, Рыбкин, Воронец, на командиров полков Грозова, Могилевцева, Колимбета, на Героев Советского Союза комбатов Зубалова, Сентюрина, Борисова, Асташина, Данько, Пупкова и, наконец, на друга моего и советчика начальника политотдела 106-й стрелковой бригады Михаила Васильевича Белянкина.

Я горжусь своими однополчанами, с которыми мне довелось в одном боевом строю пройти нелегкими фронтовыми дорогами, воинами, чьи доблесть и мужество немало способствовали делу победы над злейшим врагом человечества — фашизмом.


Фотоиллюстрации


На сопке Заозерной у озера Хасан, 1938 год.


П. Г. Соленов.


М. И. Калинин среди участников боев у озера Хасан.


И. Н. Мошляк и М. В. Белянкин.


В. И. Данько.


В. И. Сентюрин (фото послевоенных лет).


Ф. А. Зубалов.


Е. Ф. Асташин.


М. Д. Новиков.


Г. М. Лавка.


Г. Н. Егоров.


П. И. Фоменко прикрепляет боевой орден на Знамя 62-й гвардейской стрелковой дивизии.


Вручение орденов и медалей личному составу дивизии.


Встреча фронтовых друзей. В годы войны все они служили во 2-м стрелковом батальоне 184-го гвардейского полка. В первом ряду (слева направо): С. Е. Машин, Е. Ф. Асташин, М. А. Пупков. Во втором ряду: А. А. Мосеенков, А. Р. Емельянов.


Группа командиров и политработников 62-й гвардейской стрелковой дивизии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары

На ратных дорогах
На ратных дорогах

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Василий Леонтьевич Абрамов

Биографии и Мемуары / Документальное
Крылатые танки
Крылатые танки

Наши воины горделиво называли самолёт Ил-2 «крылатым танком». Враги, испытывавшие ужас при появлении советских штурмовиков, окрестили их «чёрной смертью». Вот на этих грозных машинах и сражались с немецко-фашистскими захватчиками авиаторы 335-й Витебской орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени штурмовой авиационной дивизии. Об их ярких подвигах рассказывает в своих воспоминаниях командир прославленного соединения генерал-лейтенант авиации С. С. Александров. Воскрешая суровые будни минувшей войны, показывая истоки массового героизма лётчиков, воздушных стрелков, инженеров, техников и младших авиаспециалистов, автор всюду на первый план выдвигает патриотизм советских людей, их беззаветную верность Родине, Коммунистической партии. Его книга рассчитана на широкий круг читателей; особый интерес представляет она для молодёжи.// Лит. запись Ю. П. Грачёва.

Сергей Сергеевич Александров

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное