Вспомнить будущее

– Каким образом? Против моего слова – слово генерала. Влиятельного, богатого. Который, к тому же, жену потерял. А гостиницу отстраивать – на какие шиши? Я ничего не откладывала, всю прибыль пускала в дело.

– Давай квартиру заложим! – мгновенно отреагировала бабуля.

Я изумленно взглянула на нее:

– Ты серьезно?

А она тихо ответила:

– Ты впервые счастлива. Была счастлива. Когда управляла этой своей гостиничкой.

Я, конечно, начала реветь. От жалости к себе, от того, сколь несправедливо устроен мир. Старуха (ее саму я никогда не видела плачущей) терпеливо меня утешала. А когда я успокоилась, загадочно произнесла:

– Я попробую тебе помочь.

– Квартиру продавать не смей, – нахмурилась я.

– Да, это крайняя мера… – протянула бабуля. – Мне пришел в голову совсем другой план.

– Какой?

– Не скажу пока, – отрубила она.

И, сколько я ни приставала, держалась партизанкой. Единственное, что удалось выведать: бабка собиралась обратиться за помощью к некоему «очень влиятельному человеку». Который «кое-что должен» – и ей, и, главное, мне.

Я терялась в догадках. Никаких родственников (а о ком еще могла идти речь?) у нас не имелось. Единственный бабулин сын (мой папа) погиб в далеком 1988-м. Они с мамой отправились в турпоход, в Кабардино-Балкарию, и их накрыло лавиной.

Но если даже допустить, что у нас с бабушкой откуда-то взялась родня, тем более влиятельная и богатая, – почему старуха не обратилась к ней за помощью раньше? Допустим, когда меня покусала собака – и я бредила пластической операцией в хорошей клинике?

Без толку ломать голову. Оставалось только ждать.

Я, вдохновленная бабушкиной решимостью, строила самые смелые планы. Видела в мечтах, как дом проклятого генерала-соседа штурмом берет спецназ, его, жалкого, в пижамных штанах и майке, выводят в наручниках… А моя гостиница обращается в целый комплекс современных строений: ветеринарная клиника, корпуса для животных, многочисленные игровые площадки.

По решительному виду бабули (она надела свой лучший, из ядовито-синего крепдешина, деловой костюм) я догадалась: встреча произойдет сегодня.

Весь день я жутко нервничала. Чтобы хоть чем-то себя занять, сходила в магазин, накупила еды, бутылку шампанского. К семи вечера приготовила индейку с кориандром и тмином в кефирно-лимонном маринаде, охладила шампанское и прилепилась к окну. Все высматривала среди спешащих домой людей царственную бабушкину поступь. Но старуха не пришла ни к восьми, ни к десяти. Ее мобильный телефон не отвечал.

В одиннадцать вечера я нашла в ее телефонной книжке номер заведующего кафедрой, выдернула старичка из постели, узнала: бабушка ушла с факультета в семнадцать ноль-ноль. «Какая-то, сказала, у нее важная встреча». – «Не знаете, где?» – «Понятия не имею».

Бабка проводит свои переговоры в ресторане? Совершенно исключено, не тот человек.

Я нервничала все больше и больше. В полночь – начала обзванивать больницы. А в половине первого узнала: старуха в Первой градской. С геморрагическим инсультом.

Надо было знать мою бабку. Нетерпимую, резкую, царственную. Меня всегда удивляло: хотя жили мы очень скромно, внутреннего достоинства у нее – не меньше, чем у английской королевы. Иногда до смешного доходило. Какой скандал закатила бабуля, когда однажды нам позвонили из собеса. И предложили, что раз в неделю их сотрудница будет приходить к нам с бесплатными продуктами. Старуха моя взбеленилась не на шутку, кричала в телефонную трубку:

– Я не нуждаюсь в подачках! Я самостоятельный, образованный, уважаемый человек! И могу прокормить себя сама!

Хотя что плохого, если от государства предлагают помощь?

Но бабка моя решительно отказывалась быть слабой. Когда мне исполнилось восемнадцать, завела разговор, повергнувший меня в глубокий шок. Если разобьет ее – инсульт, паралич, инфаркт, любая немощь, – ни в коем случае не длить ее страдания.

– Ты, внученька, девочка жесткая, с тобой можно без рассусоливания. Прошу тебя, обещай: что не будешь менять мне подгузники и кормить через зонд.

– Но…

– Да, эвтаназия в нашей стране запрещена, что, безусловно, глупость, – оборвала старуха. – Но выпить большую дозу снотворного мне никто не может запретить. А ты обещай, что поможешь мне. Если я сама не смогу.

Я, конечно, могла поднять писк: «Да что ты, бабуля! Самоубийство – грех, а инсульты – лечатся!»

Но взглянула в решительное бабушкино лицо – и пробормотала:

– Хорошо. Обещаю.

А уж просить – кого угодно о чем угодно – старушенция моя не могла вообще. Вся ее факультетская верхушка давно справила себе хорошие, профессорские квартиры. Постоянно перемещалась с одного заграничного симпозиума на другой. Получала гранты. А бабка лишь саркастически комментировала назначение «очередной бездари» заведующим кафедрой русского языка в каком-нибудь американском университете: «Чему он может научить? Говорить «зво́нит» и «вклю́чит»?!