Вставная челюсть Щелкунчика

Густав потупился:

– Ковер протаптывается, а человек изнашивается. Я хожу туда-сюда, нагружаю суставы, позвоночник, вот сейчас кучу нервов трачу, объясняя вам расценки. Мой износ стоит всего две тысячи. Разве это дорого?

– Спуск воды в туалете! – огласил Степан.

– Сейчас везде счетчики стоят, – потупился официант, – циферки в них так и скачут, так и скачут.

– Мы в сортир не ходили, – рассердилась я.

– Но вы же еще не ушли, – улыбнулся Густав, – еще посетите кабину отдохновения и грез.

– В принципе верно, – согласился Степан.

Я схватила его за руку.

– Смотри! Утилизация унитаза – триста, рукомойника – двести, бумажное полотенце – сто пятьдесят, туалетная бумага (квадрат пять на пять сантиметров) шестьдесят, слив воды пятьсот, одна доза мыла триста. Ни за что не пойдем в их сортир.

– Однако ты рачительная, – ухмыльнулся Степан. – Очень интересно, как вы выясняете, сколько пипифакса использовал клиент? Вдруг он оторвет больше?

– Невозможно, – залучился улыбкой Густав, – прежде чем устроиться в месте уединенного созерцания, нужно приобрести жетоны, они опускаются в прорези, и вы получаете дозу мыла, один квадрат бумаги прекрасного качества и так далее.

– Весьма разумно, – одобрил Степан.

– Удаляем эту позицию, – решительно заявила я. – И последний казус: чаевые три тысячи!

– Десять процентов, – пожал плечами Густав, – общепринятая практика, за проявленную мной любовь, заботу и понимание.

– Я не сильна в математике, но одна десятая от двадцати пяти составляет две пятьсот, – прошипела я, – и в счете уже один раз есть чаевые!

– Где? – изумился Густав.

Я показала пальцем на строчку:

– Вот.

– Это мой износ, – возразил официант, – сумма падает в карман хозяина. Чаевые оказываются в моих руках, я их откладываю на черный день.

Степан вынул кошелек и протянул Густаву кредитку.

– Нет, – остановила я метнувшегося было к кассе лакея, – сначала скорректируйте сумму, уберите из нее туалет и музыку при подаче супа.

– Вилка, ты на редкость скаредная девица, – развеселился Степан.

– А ты транжира, готовый отдать деньги за протоп коридора и износ коленей дедушки Густава, – разозлилась я, – больше никогда не появлюсь в этом заведении.

– Не все так плохо, – остановил меня Степан. – Хорошо, что мы сюда зарулили.

– Ты живешь по принципу: жаль, тут поели, за углом-то на тыщу дороже, – фыркнула я, – думала, времена малиновых пиджаков и золотых цепей толщиной с баобаб канули в Лету.

Дмитриев улыбнулся:

– Девочка-фейерверк, раз и взлетает. Это я про тебя.

– Мне просто не нравится, когда за салат из пары кусков отварной морковки с картошкой берут несколько тысяч, – кипела я. – Лучше уж поесть на улице сосисок! Что привлекательного ты нашел в харчевне, включающей в счет использование туалетной бумаги?

Степан спрятал кошелек.

– Во-первых, это смешно. Во-вторых, теперь я понимаю, что не надо поддерживать отношения с приятелем, зятем владельца трактира, он решил на мне заработать. В-третьих, хотя нет, третье нужно поставить первым, мы с тобой стихийно перешли на «ты», и мне это очень приятно.

Глава 27

– Алиса обмолвилась, что, если она не победит на конкурсе и не попадет на бал, с ней будет как с Егором Барским, – продолжил Степан, когда мы вышли на улицу. – Ты в очередной раз оказалась права, заострив внимание на этом мальчике. И фамилия у него действительно редкая. Мой человек нашел паренька, по интересному стечению обстоятельств дом, где он раньше жил… Видишь в подвальном этаже здания на той стороне улицы вровень с землей окошко?

Я присмотрелась.

– Да.

– Это служебная квартира, которую дают консьержкам, – пояснил Степан, – в обмен на квадратные метры они обязаны круглосуточно находиться на службе. Если кто-то позвонит в подъезд в два часа ночи, в четыре утра, в Новый год в полночь, консьерж обязан открыть, ну и еще у него полно других обязанностей. Но, коли негде жить, это неплохой вариант. Знаешь, кто вот уже много лет занимает подвал?

– Понятия не имею, – удивилась я.

– Сначала там хозяйничала Ксения Михайловна Барская, мать Егора, который, как выяснил мой помощник, ранее учился в центре «Архимед», куда сейчас ходит Никита Горюнов.

– Учился? – обратила я внимание на прошедшее время глагола. – Его выгнали?