«Что, жена моя любезная,Что ты очень призадумалась.Продадим мы что-нибудь с тобой,И накормим малых детушек.Третий день и я брожу,Умоляю человечество,Умоляю я о помощи;Но где ныне человечество?Но где ныне сострадание?»Несчастливец тут, заплакавши,Руки поднял к небу светлому.«Воля Божья! не тужи, супруг, —Отвечала жена милая.— Вот кольцо есть обручальное,От всего, что нам осталося.Продадим его, и детушкиБудут сыты, будут веселы;А кредитор в доме каменномНужд не знает, подождет на нас.Ста три тысяч в обороте есть,А на нас не боле ста рублей».Лишь промолвила — старик седойК беднякам идет с угрозою.«Сроку три дня — а не более:Сто рублей мне ныне надобны».Слезы градом покатилисяИз очей супругов, в бедности.Три дни скоро миновалися,И седой старик опять пришел;Несчастливца он ведет с собой,Угрожает он темницею.«Ах! последнее имуществоЯ в залог теперь отдам тебе.Книга вот, где Слово Божие,Радость твари всей, написано.Не хотел я расставаться с ней;День и ночь читал я сам его;Поучал ему детей своихВ серебре она оправлена».«Мне не книга дорога твоя;Серебро на ней мне дорого».Так был ответ, и переплет рукойОн дрожащей вырывает вон.Книгу отдал несчастливцу он,С серебром стопой сам медленнойПодвигался к дому каменну.Вдруг качается старик седой,Точит пену клубом изо рту.Впали очи — руки скорчились,И язык его, промолвивший,Что не чтит он Слова Вечного,Серебро лишь ценит дорого,Вышел вон, и старца лютогоПотащили в дом не каменный;Потащили, ах! в сыру землю.От могилы не откупишься.А что будет за могилою,То гласит нам Слово Божие:Тамо червь неусыпаемый,Тамо огнь неугасаемыйВсем, кто не был милосердым здесь!ОЙ! БОЮСЬ, НЕ ПОСАДИЛИ БЫ В КОЛЫМАГУ; НЕ НАДОБНО ХОЛЕРЫ, НЕ ХОТИМ ЛЕКАРЕЙ
— Вот как гибнут человеческие намерения! — вскричал незнакомец и замолчал. — Видно, буди благочестив, уповай на Бога, люби Его всем сердцем, есть вернейший рецепт в сей жизни против болезней, а в будущей путь к вечному блаженству.
На дороге к хате дяди Власа увидели Чухломцы странней анекдот. Двое пьяных поссорились, из коих один закричал: «Я Холера!», другой же, не говоря, ударил его так сильно, что он упал на землю, и сказал: «А я Доктор. Вот видишь, и Доктор может побеждать Холеру».
— Справедливо, — сказал Кручинин. — Божия помощь необходима; но и человеческими предосторожностями пренебрегать не надлежит.
— Поедем-ка, брат, домой, — вскричал Скудоумов, — видно, Чума и Холера одна другой стоит; а я тебе сказываю, что я обеих боюсь. Поглядел бы, брат, я, как-то теперь поживает описатель наших деяний; не дрожит ли его ретивое сердце от ужаса, когда люди, как говорят, платят по двадцати рублей за четверик чесноку, и когда у него не на что купить и одной чесноковки. Правду сказать, пусть для него люди курят можжевельником, пусть чесноком наполняют комнаты, пусть усыпают известью полы, пусть приносят хлориновую воду; ему заботиться не о чем; ибо я слышал, что у него нет ни кола, ни двора, ни перегороды; окуривать нечего; а написано у него, как я слышал, на одной стене: Буди благочестив, уповай на Бога; а на другой: Memento mori
. Боится только он одного, а именно: так как он, приходя иногда из гостей, припадает; так не подумали бы, что это Холера, и, посадя в колымагу, не отвезли бы в больницу.