Встреча по-английски

Стыд от того, как они сначала шарахнулись, а потом сломя голову побежали от пожилого, бедно одетого человека, который, услышав их русскую речь, бросился к ним через дорогу, не обращая внимания на сигналящие автомобили, не проходил.

Кто был этот старик? Эмигрант из первой волны? Соотечественник, попавший в плен в Великую Отечественную и освобожденный не советскими войсками, а союзниками? Узнать это теперь не представлялось возможным. Александр до мельчайших деталей помнил и изумление, отразившееся на лице старика, и радость внезапного понимания, что они свои, русские, и недоумение, когда они отвернулись и ускорили шаг, а потом побежали. Побежали, понимая, что он не сможет их догнать. Какое-то время они еще слышали позади старческий задыхающийся голос, который просил их остановиться. Он становился все тише и тише, а потом и вовсе затих, когда они наконец остановились отдышаться, страшно довольные тем, что «ушли», «оторвались».

Листопад доволен не был. Ему было стыдно, и этот стыд, так и не отпустивший его за прошедшие с этой встречи три дня, и стал причиной того, что он ответил Ройлу Шакли согласием. Разговаривать с «перемещенными лицами» запрещала инструкция, и, послушавшись инструкции, Александр чувствовал себя скотом. Идти в гости к иностранцу тоже запрещалось инструкцией, и Александр решил нарушить ее, чтобы доказать, что он все же человек. Доказать в первую очередь себе, естественно.

Почему Ройл выделил из всей советской делегации именно его, он не понимал. Скорее всего причиной того служил тот факт, что Александр пусть и не идеально, но все-таки мог объясниться по-английски. Если уж быть совсем точным, то вместе с Листопадом в гости были приглашены еще трое советских инженеров, но не испугались последствий такого визита только Александр и его друг Венька. По-английски Венька не понимал ни бельмеса, но страшно раздувался от гордости, когда к нему обращались Бенджамин. Вот вместе с Бенджамином Александр Листопад и оказался в гостиной небольшого дома в одном из районов Лондона, где в камине горел огонь и уютно потрескивали дрова, совсем как дома, на недавно с любовью обустроенной даче.

Александру Листопаду было всего тридцать лет, но несмотря на столь молодой возраст, он уже считался одним из ведущих инженеров, работая на заводе, который выпускал оборудование для электростанций. Листопад много мотался по всей необъятной стране, по полгода живя то в Куйбышеве, то в Волгограде, то в Горьком, то в Днепропетровске, то под Харьковом, то в Братске.

Семью он за собой не таскал, и его жена Лиза, Елизавета Андреевна, оставалась в их родном городе на Волге, где работала сначала учительницей в школе, а потом и преподавателем в педагогическом университете. Преподавала Лиза русскую литературу, которую безумно любила. Вымышленный мир Андрея Болконского, Пьера Безухова и Наташи Ростовой с лихвой компенсировал ей частые командировки мужа. В шестьдесят первом году у них родилась дочка Тамара, и Александр стал ездить реже, понимая, что жене без него с малышкой тяжеловато.

Тамаре был уже год, когда подвернулась поездка в Англию. В начале шестидесятых характерной особенностью развития электроэнергетики в Советском Союзе стало увеличение доли энергоблоков в составе вводимых мощностей ТЭС. Блоки работали на сверхкритическом давлении пара, что не обеспечивало надлежащей надежности работы всей системы. Нужна была разработка новых генераторов, а также автоматики аварийной разгрузки ТЭС и управления мощностью паровых турбин энергоблоков. Электроэнергетика в Великобритании считалась передовой, а потому и стала возможна первая после долгого перерыва поездка советских инженеров на берега Туманного Альбиона.

От возможности посмотреть Англию Александр Листопад отказаться не мог, да и Лиза против командировки не возражала. И вот теперь он сидел на гобеленовом диване с изогнутыми ножками, смотрел на огонь в камине и автоматически переводил Веньке все, что говорил Ройл Шакли, весельчак и балагур. Высокий ростом, с огненно-рыжей шевелюрой и бородой, закрывающей пол-лица, он занимал собой все пространство гостиной так, что его жене, бледной, хрупкой, со сложным узлом волос на затылке, таким тяжелым, что, казалось, тонкой длинной шее было трудно удерживать голову, приходилось каждый раз огибать мужа, чтобы поставить на стол то плетенку с хлебом, то тарелку с рагу, то маленькую вазочку с крыжовенным вареньем.

Нагибаясь над столом, она каждый раз мимолетно улыбалась, словно извиняясь. С того момента, как они вошли в дом, она вряд ли сказала больше десятка слов, в то время как Ройл практически не умолкал. Ее звали Мэри, и к концу вечера Александр Листопад с изумлением понял, что практически не слышит, о чем говорит Ройл, потому что неотрывно думает о ней.