Встреча по-английски

Она и сама не знала, почему не отдала его полиции, не сказала Сергею Лаврову, что эта вещь на полу – не ее, и видит она ее впервые. Шарф явно был важной уликой, но законопослушная Маша отчего-то промолчала о находке и теперь вертела ее в руках, пытаясь поймать какое-то смутное, ускользающее из головы воспоминание. Она совершенно точно видела этот шарф, но вот когда?

Она отмыла пол на кухне, нажарила сковородку картошки, потому что внезапно почувствовала зверский голод, и с грустью подумала, что ей так и не удалось попробовать всех тех волшебных блюд, которые значились в меню сегодняшнего праздника. Такое в ее практике было впервые – провести всю подготовительную работу, организовать грандиозное мероприятие, но не увидеть его своими глазами, воочию не убедиться в красоте замысла и правильности подходов, не получить заслуженных комплиментов, не увидеть счастливые и довольные лица участников. И концерт. Она так хотела послушать оркестр Гергиева…

Маше Листопад вдруг стало так жалко себя, что она горько заплакала, размазывая слезы по щекам рукой с зажатой в ней деревянной лопаткой, которой она мешала картошку. Ну почему она такая неудалая и невезучая? И даже пожалеть ее некому. Проклятого Дэниела нет рядом сейчас, когда она так сильно в нем нуждается. В нем и его утешении. А кстати, где он?

Его лекция закончилась много часов назад, на чужом празднике Аттвуду было совершенно нечего делать, кроме того, он не мог не прочитать Машино сообщение и знал, что у нее серьезные неприятности. Освободившись, он должен был первым делом поспешить к ней, женщине, с которой он провел две весьма бурные ночи. Но он не приехал и даже не позвонил, что на него было совершенно непохоже.

Начинать волноваться или еще рано? С одной стороны, в тревожной Машиной душе начинал бить набат. Пока еще не в полную мощь, но уже начинал набирать силу. С другой стороны, волноваться не было никаких сил. Начинать обижаться или еще рано? С одной стороны, Маша Листопад не была обидчивой и в любой ситуации искала людям если не оправдание, то хотя бы объяснение их поступков. С другой – поведение Дэниела, такого нежного и внимательного прошлой ночью, сейчас было необъяснимо. Так волноваться или обижаться? Сил не было даже на то, чтобы принять решение по этому несложному вопросу, и Маша лишь снова и снова набирала его телефонный номер и слушала чужой механический голос, сообщавший, что телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети. По-английски, разумеется.

Дэниел пришел, когда тревога уже почти полностью вытеснила обиду.

– Где ты был? – налетела на него Маша, в глубине души понимая, что ведет себя, как сварливая жена. – Я чуть с ума не сошла! Решила, что тебе еще раз по голове дали.

– Не сердись. Хотя ты очень красивая, когда сердишься, – улыбнулся Аттвуд, снимая ботинки. – Когда я узнал, что случилось, то решил, что тебе не до меня, и вряд ли будет полезно, если я буду путаться под ногами у полицейских. Поэтому сначала я съездил на концерт, мы ведь собирались туда вместе, и я решил, что проведу время там, пока ты тут занята. А потом, когда концерт закончился, я позвонил Гордону и доехал до больницы, чтобы его проведать. Там сидела эта девушка, Марьяна, так что я убедился, что он не скучает, и у него все в порядке, и после этого со спокойной душой поехал домой, к тебе. Устала?

– Я устала и расстроена, – кивнула Маша. – Извини, я, конечно, не имею права предъявлять тебе претензий, но мне было бы гораздо спокойнее, если бы я знала, где ты, и что с тобой все в порядке.

– Наверное, я не прав. – Дэниел покаянно склонил голову, а потом притянул к себе Машу и поцеловал. – Наверное, я скотина. Я бросил любимую женщину в трудной ситуации, да?

– Ничего, – хмуро сообщила Маша, аккуратно высвобождаясь из кольца его рук. – Я привыкла сама разрешать все свои трудные ситуации. Ты есть хочешь? Я картошку поджарила.

– Хочу. Пойдем поедим, и ты мне все расскажешь.

– Да нечего рассказывать. – Маша повернулась и пошла в сторону кухни. – Какой-то мерзавец снова влез ко мне в дом, перевернул тут все вверх дном и ударил ножом Гордона. К счастью, рана несерьезная. Но я искренне не понимаю, что именно Гордон тут делал. Ты у него не спрашивал?

– Нет. Мне в голову не пришло. – Дэниел пожал плечами. Как уже знала Маша, это был его «фирменный» жест. – Я думал, ты его зачем-то отправила. И ключ дала.

– Нет, я ничего ему не давала. А ты?

– Я? – Дэниел удивился так сильно, что у него даже волосы на голове встали смешным хохолком. – Конечно, нет. Вот мой ключ. Я только что открыл им дверь. И, поверь, слепков не делал.

– Я не понимаю, – жалобно сказала Маша. – Я не понимаю, как Гордон попал в дом. И я не понимаю, что у меня ищут. У меня нет ничего, это же очевидно.

– Мне кажется, я знаю, – загадочно сказал Аттвуд, проходя за Машей на кухню и усаживаясь за стол.

– И что?

– Я обязательно тебе расскажу. Но чуть позже. Мне нужно еще кое-что уточнить.