Встреча выпускников

После чая с деканом Харриет усадили в профессорской на неофициальной встрече старших сотрудников, на которой председательствовала директриса. Перед Харриет положили документы дела — жалкую кучку грязных фантазий. Было предъявлено приблизительно пятнадцать штук. Имелось полдюжины рисунков, большей частью такого же типа, как поднятый ею на встрече выпускников. Было много сообщений, адресованных старшим сотрудникам и сообщавших им, с различными непристойными эпитетами, что их грехи вопиют, что они не достойны приличного общества, и что, если они не оставят мужчин в покое, с ними произойдут различные неприятности. Некоторые из этих посланий прибыли почтой, другие были найдены на подоконниках или просунуты под двери — при этом все были составлены из тех же вырезанных букв, наклеенных на листы грубой писчей бумаги. Два сообщения были посланы студенткам: одно студентке старшего курса, очень воспитанной и безобидной молодой женщине, которая готовилась получить степень бакалавра, другое — мисс Флексман, блестящей студентке-второкурснице. Последнее было более конкретным, чем большинство писем, поскольку в нём упоминалось имя: «ЕСЛИ НЕ ОСТАВИШЬ В ПОКОЕ МЛАДШЕГО ФАРРИНГДОНА, — говорилось в нём с прибавлением оскорбительного эпитета, — ТЕБЕ ЖЕ БУДЕТ ХУЖЕ».

Остальные предметы коллекции содержали, во-первых, маленькую книгу, написанную мисс Бартон: «Положение женщин в современном государстве». Копия принадлежала Библиотеке и одним воскресным утром была обнаружена весело полыхающей в комнате отдыха для студенток в Бёрли-хаус. Во-вторых, рукопись и корректуры по английской просодии мисс Лидгейт. История их была такова. Мисс Лидгейт наконец внесла все свои исправления в текст заключительной корректуры и уничтожила все предыдущие экземпляры. Затем она вручила корректуры вместе с рукописью введения мисс Хилльярд, которая обязалась просмотреть их для проверки некоторых исторических фактов. Мисс Хилльярд заявила, что получила их в субботу утром и взяла в свою квартиру (которая была расположена на одной лестнице с мисс Лидгейт на один этаж выше). Впоследствии она взяла их в библиотеку (то есть, в библиотеку в тюдоровском здании, которая теперь должна была быть заменена на новую библиотеку) и там работала над ними некоторое время, пользуясь справочниками. Она сказала, что была в библиотеке одна, за исключением кого-то, кого она не смогла разглядеть и кто двигался в районе эркера в дальнем конце. Затем мисс Хилльярд вышла, чтобы пообедать в Холле, и оставила бумаги на столе в библиотеке. После обеда она пошла на реку, чтобы присутствовать на занятиях группы первокурсников по гребле. Когда она возвратилась в библиотеку после чая, чтобы возобновить работу, она обнаружила, что бумаги со стола исчезли. Сначала она предположила, что мисс Лидгейт вошла и, увидев их там, унесла с собой, чтобы сделать ещё несколько своих знаменитых исправлений. Она пошла в комнаты мисс Лидгейт, чтобы спросить о них, но мисс Лидгейт там не было. По словам мисс Хилльярд, она немного удивилась тому, что мисс Лидгейт взяла их, не оставив записки, но всерьёз не волновалась до тех пор, пока, вновь стоя у дверей мисс Лидгейт незадолго перед тем, как отправиться в Холл, она внезапно не вспомнила, что тьютор по английскому сказала перед обедом, что уезжает на несколько дней в город. Немедленно было начато расследование, но без какого-либо успеха, пока в понедельник утром сразу после службы в часовне недостающие корректуры не были найдены раскиданными по столу и полу профессорской. Пропажу обнаружила мисс Пайк, которая первой из  донов вошла в комнату тем утром. Скаут, ответственная за уборку профессорской, была уверена, что ничего подобного до утренней службы там не было. Появление бумаг вызвало предположение, что они были брошены в комнату кем-то через окно, что достаточно легко сделать любому. Никто, однако, не видел ничего подозрительного, хотя был опрошен весь колледж, особенно опоздавшие в часовню и те, из чьих окон были видны окна профессорской.

Найденные корректуры были повсюду густо измазаны копировальными чернилами. Все исправления на полях рукописи были плотно закрашены чёрной краской, и на некоторых страницах корявыми печатными буквами были написаны непристойные эпитеты. Рукопись введения была сожжена, о чём торжественно гласила записка из печатных букв, наклеенных на первый лист корректур.