Встречай меня в полночь

Ответ на вторую записку пришел минут через двадцать после того, как Синклер ее отправил. Несмотря на короткий ответ: «Кристофер и я будем счастливы, если вы присоединитесь к нам. Августа», — он даже по почерку почувствовал ее изумление. Кит, конечно, не испытывал никакой радости по поводу посещения оперы, но так как подруги Виктории, казалось, материализовывались прямо из воздуха, когда бы она ни появлялась на публике, его младший брат, без сомнения, получит достойную компенсацию за свои страдания.

Послав Майло сообщить жене, что они непременно пойдут в оперу, маркиз направился в библиотеку, где Виктория оставила ящик с рисунками Томаса. Сев за стоявший посреди просторной комнаты стол, он придвинул к себе деревянный ящик, развязал кожаные ремешки, которыми он был связан, и осторожно открыл. На первом рисунке был запечатлен Кристофер, когда ему исполнилось шестнадцать; его волосы, как всегда, находились в буйном беспорядке, а лицо освещала открытая улыбка.

Виктория оказалась права — даже на непрофессиональный взгляд рисунки казались великолепными; некоторые из них изображали имение Олторпов — деревья на берегу озера, конюшни и сам огромный старый дом. Рисунки не подсказали, кто мог убить брата, но многое поведали о спокойном, задумчивом Томасе. У него, вероятно, было хобби зарисовывать знакомых пэров. Поскольку Син ни от кого, кроме Виктории, не слышал упоминаний о занятиях живописью бывшего лорда Олторпа, Томас, вероятнее всего, делал зарисовки по памяти, а не с живых людей. На нескольких листках можно было увидеть его хорошего друга Остина Ховарта, графа Кингсфелда, на лошади и в одежде для охоты, леди Грейсон, бабушку Августу, лорда Ходжеса и мисс Пикеринг.

Осторожно вынув из ящика очередной рисунок, Синклер замер: на нем, в окружении смутных безликих фигур, без сомнения, представляющих ее многочисленных женихов и поклонников, перед ним предстала леди Виктория Фонтейн. Их занятие любовью не утолило его тяги к ней.

На портрете прядь темных вьющихся волос упала ей на лоб, а выражение глаз показывало, что она точно знала, чего хотели окружающие ее мужчины.

Итак, Томас нарисовал Лисичку. Был ли он одним из ее поклонников, Синклер не знал, она говорила, что они с Томасом всегда оставались друзьями, но не близкими. Говорил ли он ей что-то, чего, возможно, она даже не поняла?

Кончив рассматривать рисунки, маркиз осторожно положил их в ящик и вновь крепко завязал его. Это были последние и самые личные веши, оставшиеся от брата, и он решил вставить их в рамки, а затем поместить в портретном холле в Олторпе. Томас, несомненно, почувствовал бы смущение, увидев свои рисунки выставленными на всеобщее обозрение, но Синклер хотел, чтобы воспоминания о жизни брата не ограничивались гроссбухами и официальными бумагами.

Теперь ему предстояло решить, где провести вторую половину дня — отправиться ли на Пэлл-Мэлл в один из клубов или продолжить нелегкую работу по разборке вещей на чердаке, чем он начал заниматься вскоре после возвращения в Лондон и прекратил, когда в доме появилась Виктория. Теперь, когда она знала, чем он занимается и почему, попытка хранить что-либо в секрете больше не имела смысла.

Маркиз отодвинулся от стола и тут почувствовал, как кто-то трется о его ногу. Он взглянул вниз и увидел большого бело-серого кота.

— Лорд Бэгглс, привет! — Он нагнулся и почесал кота за ухом. — Я вижу, ты простил меня.

Вместо ответа кот прыгнул ему на колени и свернулся в большой шар мягкого меха; его мурлыканье все набирало силу, пока не стало напоминать звук вращающихся жерновов мельницы. Син продолжал гладить его, желая отдалить посещение чердака еще на несколько минут. С улицы доносились отдаленные крики, походившие на спор торговцев, и он не обратил на них внимания.

Внезапно дверь библиотеки с шумом распахнулась.

— Беда, Син! — выкрикнул Роман и тут же исчез.

— Извини, старина! — Синклер перенес кота на кушетку, где тот продолжил свое мирное занятие, а затем последовал за слугой на первый этаж. Слуги теснились в холле и передних комнатах, окна которых выходили на улицу. Когда он приблизился к входу, Майло, повернувшись, увидел его.

— О, слава Богу, милорд. Леди Ол…

Лисичка. Син быстро выбежал на ступени дома. Посреди улицы, прямо перед обшарпанной телегой, перевозящей молоко, стояла, скрестив руки, его миниатюрная супруга. В телегу была запряжена, наверное, самая измученная и недокормленная лошадка, которая когда-либо попадалась ему на пути. На козлах сидел такой же жалкий возница и смотрел на Викторию.

— Я сказал — прочь с дороги, мисс! — рычал он. — Мне надо развезти молоко.

— Меня не заботит, что вы должны делать, — резко ответила она. — Вы не имеете права так ужасно бить это животное.

— А вы попробуйте иначе заставить старину Джо двигаться.

— Я не бью животных.

Возница крепче сжал в руке свое оружие, но прежде, чем он успел замахнуться, Синклер вскочил на ближайшее к нему колесо и вырвал кнут.

Возница нервно сглотнул.

— Я просто пытаюсь заработать себе на жизнь, милорд, а она не уходит с дороги.

Синклер спрыгнул на землю.