Встречи на берегах Ёдогавы

…В просторном холле новенького отеля «Синханкю» («не только лучшего в Осака, но и одного из самых великолепных на Востоке», если верить рекламе) было пустынно и прохладно. На телеэкране — что-то из жизни политических партий. Парню в «бабочке», изредка отмеривавшему посетителям горячительное, видно, надоели монотонные речи ораторов — он извинился и переключил программу. Замелькали кадры душещипательного фильма… Парень смотрел, не отрываясь… И было радостно за него — фильм оторвал его от бокалов, увлек в страну несбыточных грез, далекую от реальных заказов виски…

Неожиданно раздалось частое цоканье металлических каблучков о паркет (тогда еще не были в моде широкие каблуки). Американка со спутником вошли в тот момент, когда действие картины приближалось к развязке. Она снисходительно улыбнулась. Невольно я перевел взгляд на парня за стойкой. Он все так же, не отрываясь, напряженно следил за действием…

Я уже начал было беспокоиться, не изменилась ли программа, как вдруг во весь экран широко улыбнулось открытое лицо Оно-сэнсэя. Передача называлась «День моего любимого произведения». Она проводилась впервые. Участвовать в ней пригласили человек двенадцать маститых поэтов, прозаиков, художников, скульпторов. По замыслу организаторов именитые деятели культуры должны были рассказать зрителям о своих любимых произведениях.

…Медленно проплывает перед взором скульптура, а за ней — в разных ракурсах — фигуры «артистов». И вдруг — взрыв, все исчезает. На экране английские буквы «Drink dry vermouth» — «Пейте сухой вермут!», «Всего 750 иен!»

Не успел я опомниться, а на экране опять, как Афродита, рожденная из пены морской, поплыло классическое изваяние «моего любимого произведения». И снова знакомые лица поэтов Оно Тосабуро, Янахира Исаку (он же профессор эстетики киотоского университета Досися), Адати Кэнъити…

Женщина развернула черную мусульманскую шаль — тоже «любимое произведение». И вновь — оглушительный взрыв: «Пейте „Сантори виски“!», «Бутылка — 300 иен!» Теперь уже взывали не английские, а японские надписи… Словно соревновались бутылки и люди — кто кого затмит на этом изменчивом, как осеннее небо, стеклышке телеэкрана.

Знаменитый сёдока Сакаки Бакудзан — каллиграф, чье искусство славится в Осака, красивой скорописью начертал на белом листе картона стихотворные строки. «О, это мое любимое произведение! — воскликнул, смеясь, Оно. — Я повешу его у себя в комнате…» На листе картона были его стихи.

Только я схватил фотоаппарат, чтобы запечатлеть момент, как на экране под грохот джаза появились конкуренты искусства — этикетки, бутылки, ярлыки с ценами… Затем вырвались вперед «негры»-танцоры во главе с популярной эстрадной певицей Юми Каору. «Негры» с бокалами виски в руках танцевали американский «степ». Поэтов я больше не видел: неистовствовала реклама. Тема напитков вытеснила все остальное… В час ночи, изнемогая, телевизор хрипел: «Пейте сакэ, Сэкайтё“!», «Пейте сакэ „Глава мира“!»

…На другой день я был невыспавшимся и злым: никто не верил, что «мое любимое произведение» — телекомпания «Иомиури».

Официант-писатель

…В таинственном полумраке от дуновения ветерка колеблется тусклое пламя настольных ламп под алыми колпаками, словно цветущее поле маков. Не удержавшись, приподнимаю колпак: под ним полыхает спиртовка… Так вот он, ресторан «Кита», или по-русски «Север», — обитель влюбленных, где романтика уживается с баснословными ценами и, наоборот, совсем невысокими.

В дверях нас встретил юноша, безукоризненно одетый, застенчивый и почтительный.

— Наш студент Кобаяси, — представил его кто-то из поэтов, преподавателей Осакской литературной школы.

Заказываем «Маку-но ути» — «Во время антракта», скромное блюдо, названное так потому, что обычно его берут в театральных буфетах: и дешево, и ждать недолго. Из напитков — пиво. Под звуки джаза поднимаем тост — за успехи официанта, да, да, того, что, застенчиво улыбаясь, мгновенно сервировал наш стол. Ведь он и есть тот самый Кобаяси Кадзуми, который только что поступил в Осакскую литшколу!

— Хочу написать повесть, но какую, еще не решил, — отвечает на мой вопрос восемнадцатилетний «автор».

Наверно, он напишет о своей жизни, о той всемогущей действительности, что разбивает иллюзии и сердца, ломает веру и коверкает души. Обычная история, каких немало. После смерти отца заботы легли на плечи сына. Мать, сердечница, лежит в больнице. Теперь не до учения — надо жить, а значит, работать, зарабатывать деньги. И вчерашний школьник становится официантом. Как же складывается его рабочий день?

— Работаю с шести вечера до трех ночи. Сплю до двенадцати дня. Раз в неделю хожу на лекции в Лит-школу.

Кобаяси лишь пригубил пиво — пить нельзя, он на работе… А вокруг пили и ели. Да, это и был тот самый контраст, о котором часто пишут наши туристы, контраст между таким вот парнем и теми, из «золотой молодежи», кто прожигал свою жизнь и доходы родителей.