Встречи с призраками

— Все же, пожалуй, эта дева, при всем своем изяществе, слишком энергична для меня. Моя возлюбленная должна быть менее страстной, должна дарить покой… Значит, один ее поцелуй — чтобы ввергнуть меня в медленную Лету, реку времени, которая смывает все треволнения, погружая в сладостные дремотные мечты. Еще один — и все мои чувства коварно украдены, будто их и не было. И последний, поцелуй бескорыстной любви — он окончательно уносит из мира забот в страну бесконечного праздника. Вот где я тебя нахожу, моя дражайшая, несравненная: в соке маковых головок. О сияющий дух милосердия, ангел-хранитель, ниспосланный нам свыше! Сладчайшее, сладчайшее, нежнейшее объятие твоих рук! Сладчайшее, сладчайшее единение с тобой — куда до него всем божественным соблазнам! За двумя возлюбленными разом устремился я — обеих настиг, обеих же и потерял. Но стоит ли жалеть об этом, раз уж я возлежу на твоей нежной груди? Теперь не имеет значения ни разница в возрасте, ни текущее сквозь нас время, ни сама вечность. Ты девственна, любовь моя, но у тебя есть три дочери, рожденные непорочно. И вот, когда я держу тебя в объятиях, меня осыпают ласками и они тоже: Морфея, Кодеина и Наркоциана. У меня нет сил и желания, чтобы понять, ласки которой из них изысканней; блаженная слабость окутывает меня, несет вдоль темных берегов реки Времени, покрывает ворохом листвы Забвения. Ну же, дражайшая дева Востока, возьми меня с собой в горный град Аккисар[11]

, и там, в твоем доме, мы навеки забудемся вместе. Единственное лобзание твоих уст — и земные тяготы спадают с моей души. Твое благословение — и я готов раствориться в небытии. Твое милосердие — и вот меня уже нет. O боги — меня уже нет… нигде нет… нет меня более…

Его голос затих, словно бы медленно удаляясь. Мы молчали. Что мы могли сказать, что могли сделать? Заметив наше ошеломление, Кертис словно бы встряхнулся — и вдруг снова стал самим собой.

— Дорогие друзья, извините, что испытывал ваше терпение, — сказал он, — но моя беда, как вы знаете, велика. То, что могло сейчас показаться бредом сумасшедшего, на самом деле — стон души, обливающейся слезами над пепелищем надежд, останками радости, развалинами идеалов. Вы только что слышали: я обрел и потерял двух возлюбленных — так зачем скрывать, что и третью тоже? Все они requeiscat in pace

[12]

. Первая из них — мой музыкальный успех, мое признание, которого я с таким трудом добился и которое оказалось столь кратким. Вторая — сама моя музыка, которой я посвятил всю свою жизнь и талант, вовсе не только из стремления к славе. И третья — моя Алиса…

Он поймал наш взгляд и продолжил: