На юге нашей страны обитает своеобразная птица, называемая красной уткой. В отличие от других, настоящих, уток, она держится в степных и пустынных местностях, где вода встречается редко. Небольшого соленого озерка или высохшего русла реки с редкими ямами, наполненными горько-соленой водой, бывает достаточно для ее благополучного существования. Движешься, бывало, маленьким караваном по пустыне и вдруг видишь впереди пару таких уток. С характерным криком они поднимутся с сухого места и, низко пролетев над вами, усядутся на куполообразную крышу древнего глиняного здания. И у каждого человека, впервые увидевшего эту птицу в природе, возникает обычный вопрос: где же гнездится красная утка, когда на всем протяжении до самого горизонта нет ни густых кустарников, ни высокой травы, ни камыша?
Красная утка устраивает гнезда в глубоких трещинах, образовавшихся в степях, в дымоходах зимних казахских жилищ, в ямах и очень часто в покинутых норах лисиц и степных кошек. Нередко она использует один из отнорков обитаемой лисьей норы. Как уживается утка в таком близком соседстве со своим заклятым врагом, лисицей, даже для зоологов еще не вполне ясно.
Во время нашего путешествия по пустыне Кызылкум после долгих безуспешных поисков я, наконец, нашел гнездо красной утки. Оно помещалось в старой казахской могиле, которая представляла собой яму, прикрытую сверху толстыми ветвями и хворостом, и над которой возвышался небольшой холмик. В таких своеобразных могилах вскоре образуются провалы. В них часто проникают змеи, а также пернатые и четвероногие обитатели казахстанских степей. В старых казахских могилах мне приходилось находить степных кошек, барсуков, лисиц, а из птиц — домового сычика и крупную сову — филина. Но особенно часто устраивает гнезда в могилах красная утка.
Когда я заметил, как в провале одной из могил кладбища скрылась самка утки, мне стало ясно, что она там гнездится. Осветив могилу внутри факелом, наскоро сделанным из сухой травы, я увидел сидящую на гнезде птицу. Рядом с черепом давно умершего человека она насиживала свои яйца. Потревоженная ярким пламенем, она издала громкое шипение, напоминающее шипение крупной змеи. Не эти ли шипящие звуки, столь похожие на угрожающее шипение змей, в темноте пугают лисиц и диких кошек и позволяют уткам благополучно выводить потомство?
Наш проводник Махаш считал своей обязанностью знакомить меня с казахскими названиями животных и растений.
— Ак-баур-бульдурук пить пошел, — говорил он как бы между прочим, указывая на стайку пустынных птиц — белобрюхих рябков, с громкими гортанными криками летевших над степью. — Таспатара (черепашье просо), — называл он, протягивая мне кустик сорванного растения. — Таспакан (черепаха) больно кушать любит.
На этот раз Махаш также не забыл взятых им на себя добровольных обязанностей. Рукояткой нагайки он указал на утку и сказал ее название.
«Но что за странное название птицы? — мелькнуло у меня в голове. — Ит-ала-каз — ведь это в буквальном переводе на русский язык значит «собака-пестрый гусь». С чем может быть связано такое название?» Однако Махаш был занят верблюдами, которые еще не успели освоиться с тяжелой поклажей, состоящей из бочек с водой и вьючных ящиков, наполненных снаряжением, столь необходимым при путешествии по пескам пустыни. Я отложил расспросы до более удобного случая.
Вечером этого дня мы остановились на ночлег в широкой котловине, поросшей саксауловым лесом. Это своеобразное дерево с корявым, твердым, но ломким стволом пускает длинные корни глубоко в почву, извлекая оттуда скудную влагу. Благодаря длинным корням оно может жить в пустыне, где не в состоянии существовать многие другие деревья.
Своеобразная и дикая природа окружала нас. Высокие песчаные холмы выделялись на горизонте, а близ нашей стоянки на ровной глинистой почве, потрескавшейся от солнца, разросся крупный саксауловый лес. Изогнутые деревца с блестящими стволами поднимались поодаль один от другого. Их редкие причудливые ветви, едва прикрытые белесой зеленью, почти не давали тени.
Когда солнце опустилось совсем низко, освещая только вершины высоко взметенных песков, а котловина погрузилась в вечерний сумрак, мы, покончив с ужином, растянулись на широкой кошме у костра, наслаждаясь прохладой и вслушиваясь, как одна за другой затихали поздние песни жаворонков, а им на смену рождались все новые и новые звуки. Над степью поднимался монотонный гомон бесчисленных ночных насекомых, где-то кричала ночная птица. Как бывают дороги такие минуты после целого дня движения под палящими лучами солнца! Спать еще не хотелось, и я попросил Махаш а объяснить, почему он так странно назвал сегодня красную утку. После короткого молчания Махаш рассказал легенду об этой птице, которая издавна существовала у казахского народа.