Встречи с животными

Сбросив с себя заплечные мешки и ружья, мы устроились близ юрты на воздухе. У основания огромного камня, величиной с двухэтажный дом, запылал костер. Нам нужно было сварить ужин из пшена и убитых по пути кекликов. Когда все приготовления были закончены, каждый занялся своим делом. Я снимал шкурки с добытых птиц и заносил наблюдения в дорожную книжку, Андрей чинил свою обувь, а кругом свистели сурки — их было множество, на сизых скалах перекликались альпийские галки.

Наш юный хозяин, оторванный от сверстников и вообще от людей, видимо, тяжело переживал свое одиночество и был очень рад нашему приходу. Он всем интересовался: нашими ружьями, патронами, инструментами, расспрашивал о назначении того или другого предмета. Его маленькая фигурка носилась от костра к юрте, от юрты к большому камню. Он вмиг натаскал дров, умело разложил костер, ощипал кекликов и разделал их мясо, а сейчас следил за огнем и болтал безумолку своим мягким говорком. С ним невозможно было скучать. За несколько минут он сообщил нам массу всевозможных новостей.

— Ты знаешь, отец для тебя яйцо достал!

И, не ожидая моего вопроса, он вмиг вскарабкался на огромный камень, сунул маленькую ручонку в глубокую трещину и показал мне сверху яйцо черного грифа. Через секунду малыш вновь был у костра, рассказывая, что два дня назад из соседнего ущелья к ним заходил охотник Казакнай и что сегодня отец ушел за козлами до рассвета, так как они уже два дня сидят без мяса.

Солнце скрылось за зубчатыми хребтами, и сразу в ущелье стало холодно, неуютно и сумрачно. Мы перебрались в юрту. Веселый огонек очага наполнил ее каким-то особенным запахом, теплом и светом. Близко пододвинувшись к костру, мы его живительным теплом согревали озябшие руки. Спать не хотелось, и, пользуясь свободным временем, болтали о Москве, о горах, о населяющих их животных. Снаружи быстро сгущались сумерки, вскоре перешедшие в черную ночь. Но где же хозяин? Неужели он еще бродит в потемках по горным тропинкам?

В этот момент полог юрты резко откинулся в сторону и в свете костра появился Мурат. Небрежно сбросив на землю маленького живого козленка и повесив винтовку, он кинул нам короткое приветствие. Совсем молодой, плечистый, с коротко остриженными черными волосами и коричневым от загара лицом, он казался олицетворением здоровья и силы. Прямо на голые плечи была небрежно наброшена куртка из выделанной козлиной шкуры, за поясом торчали широкая рукоятка ножа и железные подковки с длинными шипами, которые охотники обычно используют при ходьбе по крутым склонам.

Живописный костюм и правильные черты лица невольно заставляли обратить внимание на этого человека. Но мрачный, неприветливый взгляд, крутая складка на переносице под сросшимися бровями производили не совсем приятное впечатление. Как видно, тяжело живется с ним его славному сынишке. И действительно, мальчуган сразу притих, забился в темное место, стараясь не попадаться на глаза отцу. Приход хозяина создал у всех какое-то тяжелое настроение. Сбросив с плеч куртку и сняв обувь, Мурат подсел к нам и мрачно смотрел на огонь. Все долго молчали.

— Как охота? — наконец проронил Андрей.

— Охота — на обед хватит, — раздраженно кивнул головой Мурат на козленка.

Опять наступило тягостное молчание.

— Козленка никто не тронет, — сквозь зубы процедил я и, поднявшись со своего места, поставил у костра большой котел с нашим ужином. — На десять человек хватит!

На мгновение глаза Мурата вспыхнули недобрым пламенем, но закон восточного гостеприимства и долг хозяина заставили его сдержаться. Молча мы принялись за еду, казалось, каждый из нас был поглощен этим занятием. Но куски положительно застревали в горле, и только Мурат с ожесточением уничтожал пищу — кости хрустели под его крепкими челюстями. Однако с каждым проглоченным горячим куском что-то менялось в его лице. Вот уже не горят его глаза, разглаживается складка на переносице, и лицо становится другим. На лбу его выступил пот, он как будто пьянеет от горячей пищи и неожиданно для всех начинает улыбаться, показывая белые зубы. Лицо его добреет, в глазах появляется огонек веселья.

Не дожидаясь нашей просьбы, он с иронией рассказывает о постигших его сегодня охотничьих неудачах. Когда козлы были совсем близко, вдруг из-под ног вылетел предательский камень. Табун шарахается в сторону, и все пропало. Опять целые часы подхода — умелого, осторожного, как у хищного зверя. Добыча почти в руках, и опять неудача. Ружье осекается один, другой, третий раз, и все труды и лишения дня пропадают напрасно.

Мы внимательно слушаем, стараемся не упустить ни одного слова и вместе с Муратом переживаем досаду. Перемена настроения киргиза-охотника сказывается на окружающих и особенно на его сыне. Гроза благополучно миновала, мальчик появляется среди нас и участвует в разговоре.