Встречи у метро «Сен-Поль»

— Передайте мадам, что Гомерспиры только что подтвердили заказ: придут делать прически всей свадьбой в воскресенье утром.

— Скажите месье Файгарову, что на воскресенье утром уже назначены Шреки — у них будет торжество по случаю завтрашней бар-мицвы малыша. Поэтому его отец и придет сейчас подстричься. Если бы месье внимательно слушал, что ему говорят…

Величественно повести плечами мадам не успевала — в салон входили первые клиентки и направлялись в дамский зал, то есть в дальний конец парикмахерской.

Ближе к входу стояли два кресла для мужчин. Одно из них обслуживал младший мастер, он занимался бритьем. Вокруг другого порхал сам месье Файгаров: делал стрижку-бобрик на голове какого-нибудь мальчугана или освежал плешивую голову соседа-лавочника. И пока он щелкал ножницами или щедро разбрызгивал из флакона одеколон, в его собственной голове бродили почти философские мысли. Пожалуй, думал он, на свете нет ничего важнее избрания королевы Четвертого округа и ее фрейлин. При всей сравнительной широте своих взглядов он не мог себе представить, чтобы какое-нибудь другое событие могло сравниться с таким торжественным днем, как день окружного бала.

До прошлого года комитет по избранию королевы возглавлял старый Мендельнахт, но теперь он умер, и его собратья должны выбрать нового председателя. Все они, включая Файгарова, выполнявшего обязанности секретаря, гнули после смерти Мендельнахта одну и ту же линию благопристойного притворства. Каждый, едва заходила речь о выборах нового председателя, громко заявлял:

— Лично я нисколько не хочу быть председателем, да и кто может заменить Мендельнахта! То есть, конечно, если б меня очень попросили, я бы, может, и согласился для общего блага, но только если бы уж совсем умолять стали…

Ну а поскольку никто никого особенно не умолял, то комитет полгода жил без председателя. Бал между тем приближался. Уже сняли зал. Буфетный комитет вырабатывал стандарт бутербродов с пикельфлейш. За несколько заседаний утвердили длину корнишонов, которые следовало положить на бутерброды, чтобы довести их до совершенства. Лотерейный комитет набрал гору всяких бесполезных вещей для розыгрыша. Финансовый комитет заранее распродал все билеты. Оставалось выбрать председателя королевского комитета.

Конечно, возглавить жюри конкурса королев мог бы кто угодно: и председательша буфетного, и председатели лотерейного или финансового комитетов. Над подготовкой бала почти целый год работали тринадцать разных комитетов и комиссий. Но королевский комитет для того и существовал, чтобы формировать это жюри, такова традиция.

Файгаров, единственный из всех, никогда не был во главе никакого комитета. Во-первых, потому, что ни у кого не возникало мысли выбрать его в председатели, а во-вторых, из-за мадам Файгаровой, особы влиятельной и умудренной опытом, для которой почести не затмевали дела. Неписаное правило гласило, что неофициальные организаторы, а равно их супруги не могут претендовать на посты формальных руководителей. Но Фебль Файгаров на этот раз готов был наплевать на правила — уж очень ему хотелось побыть председателем! Как другие! Хоть раз в жизни! И именно этого, королевского, комитета, где он так долго и без всякой корысти работал секретарем при полном безразличии окружающих.

Шрек уже пришел и сел на банкетку перед журнальным столиком, рядом с вешалкой. Файгаров как раз закончил одеколонное орошение предыдущего клиента, кивнул Шреку и крикнул в сторону женской территории обычное: «Касса!», вызывающее мадам Файгарову с ключом. Ему самому не разрешалось прикасаться к кассе, жена была уверена, что он не сумеет правильно дать сдачу. Оба ключа, на желтом шнурке — от ящика мужской кассы, на красном — от ящика женской, она вешала себе на шею и каждый вечер после закрытия наводила в ящиках порядок.

Мадам Файгарова издали широко улыбнулась Шреку, вежливо приняла деньги у надушенного хозяина ближайшего кафе, пересчитала утреннюю выручку и уж тогда подошла поздороваться с президентом общины:

— Добрый день, как поживает мадам Шрек? Все готовы к бар-мицве?

— Жена готова. Я тоже. А вот насчет малыша не поручусь. Им теперь дают заучивать такие сложные молитвы!

— Да-да, вы правы, иврит становится все сложнее и сложнее. Тут уж ничего не поделаешь. Долго еще месье Шрек будет ждать? — совсем другим, сердитым голосом закричала она.

И пригласила важного клиента в кресло, послав ему новую медоточивую улыбку и метнув гневный взгляд на мужа. Файгаров судорожно поправил свой галстук-бабочку.

Уже сидя в кресле, обвязанный салфеткой, Шрек поднял голову и спросил:

— Ну как, Файгаров, выбрали председателя комитета?

— Да вот, собираемся сегодня вечером.

— Наверно, Балнесского выберут, а? Он подходит больше всех. Будь я свободен, надо было бы выбрать меня. А после меня самый подходящий он.

Каждое слово Шрека было для Файгарова что нож острый. Внутренне он содрогался от боли и при этом срезал с головы клиента целые пряди волос. Чем больше Шрек хвалил Балнесского, тем свирепее щелкали ножницы. Шрек нахмурился: