Встречный ветер

— Я, товарищ капитан, очень коней люблю, — с улыбкой посматривая вслед белоногому, проговорил Нестеров. — Мне было годов восемь или девять, повадился я на конюшню. Там жеребенок был со звездочкой на лбу, гнеденький, шустренький такой. Полюбили мы друг дружку. Как бывало появлюсь, он бежит ко мне и губами за ухо. Привадил я его, сахар на плечо клал. Один раз так цапнул, все ухо отжевал. Вот видите, какой пирожок остался. Срамота одна. А с теткой Ефимьей получилось так: ездили мы с Максимовым, шофером, на комендатуру за матрацами. Ну, конечно, получили и назад покатили. Стали подниматься на перевал. Вижу: впереди какая-то тетка козленка на веревочке ведет. Посторонилась на обочину — стоит усталая, заморенная. Кругом жарища, духота. Жалко мне ее стало. Говорю шоферу: «Давай подвезем эту тетку с козленком». Он, конечно, согласился. Притормозили. Открываю дверку, кричу: «Садись, тетка, подвезем до рыбного завода!» — «Ах, миленькие мои, родненькие» — засуетилась она. — «Дай-то вам бог доброго здоровья и невест хороших. Мне как раз туда и нужно. Я там с племянницей живу. Козочку вот купила…» Посмотрел я из кабинки в заднее стекло, вижу: уселась, пристроилась тетка хорошо. Говорю шоферу: «Трогай». Поехали, конешно, газанул. Дорожка пошла добрая, каменистая. А ездит Максимов, — сейчас он на легковой начальника отряда возит, — ездит будьте уверены. Дал километров на семьдесят… Чую, тетка наша вдруг вроде завизжала и кулаками по кабине начала барабанить. Говорю: «Тормози, Максимов. Наверное, нашу пассажирку растрясло, может, помощь какую оказать нужно». Остановились. Опять же открываю дверку, спрашиваю: «В чем дело, мамаша?» — «Сатана тебе мамаша, а не я, дьявол карнаухий!» И пошла и пошла! «Изверги, — кричит, — разбойники, что вы с козой-то моей сотворили! Полюбуйтесь, чертяки!»

Вышли мы с Максимовым из кабины и ахнули. Вместо козленка на веревочке, почитай, одна голова болтается да шмоток козлятины, как мукой пылью обволоченный. Тетка голосит и нас такими словечками награждает, не дай боже! А вышло так: вместо того чтобы козленка в кузов сунуть, сама вперед влезла и на матрац плюхнулась от радости, веревку за железный крюк зацепила. Я вижу, что села, ну и тронулись…

Давай ее успокаивать. Куда там! Ругается на чем свет стоит. Говорим ей: «Купим тебе другую козу, да еще козла в придачу». — «А на черта он мне нужен, ваш козел!» Кое-как уговорили, довезли до рыбозавода. Надо было все сразу же начальству доложить, а мы оттянули это дело. На другой день явилась она на заставу, все, конешно, рассказала. Нас, голубчиков, вызвали и крепенько проработали. А потом эта самая тетка Ефимья к нам прачкой устроилась. Помирились мы с ней. В гости как-то я к ней сходил, а там племянница, ну и познакомились. Вот от этого и пошла вся история.

Глава шестая

Когда Нестеров ушел, Пыжиков сказал:

— Клоун. К тому же упрямый и хитрый.

— Торопишься с выводами, — возразил Ромашков. — А мне такие хитрые весельчаки нравятся.

Они мерно шагали от колодца к казарме. В открытые окна, сквозь неплотно задернутые занавески виднелись железные кровати с высоко натянутыми сетками из белой марли.

Солдаты в белых майках, раскинув руки, спали глубоким сном. «Хорошо придумано — ни комар, ни москит не укусит. Отдыхают, как ребятишки в зыбках», — мысленно одобрил Ромашков. Некоторые солдаты уже проснулись, свесив босые ноги, тихо переговаривались.

Офицеры пошли мимо кухни. Запахло лавровым листом и жареным луком. Из окна выглянуло молодое румяное лицо повара и тут же скрылось. На ярко вычищенных кастрюлях поблескивал косой солнечный луч. От ветерка пузырился, дрожал на подоконнике марлевый полог. Вдоль стены, цепляясь за натянутую проволоку, густо рос дикий с зубчатыми листьями виноградник. Завиваясь усатыми концами, он лез под самую крышу. На заставе было тихо, солнечно. Только из темно-зеленого ущелья, похожего на огромную с отрубленным носом шаланду, временами, как из трубы, вылетал порывистый ветер, взъерошивал листву на береговых кустарниках и покрывал узорчатой рябью голубоватое, прозрачное в полукруглой бухте море. А дальше, за серыми громадами скал, над синей морской гладью проплывали высокие пухлые облака, освещенные горячим утренним солнцем.

— Давай искупаемся, — предложил Петр.

— Сначала надо плечи размять. — Ромашков пошевелил тугими, обтянутыми гимнастеркой плечами и направился к спортивной площадке, где на двух, недавно окоренных столбах трепыхалась слабо натянутая волейбольная сетка; тут же, рядом с волейбольной площадкой, стоял турник.

Шлепнув ладонями, Ромашков ловко подпрыгнул и крутанул «солнце».

— Вот это да! — восхищенно воскликнул выглянувший из окна повар. Капитан Ромашков снова поднял гибкое тело над металлической перекладиной и замер «свечкой» на вытянутых руках, потом, сделав еще несколько кругов, легко спрыгнул на землю.

— А ну, Петр, вспомни-ка наши школьные «боевые» дела, когда мы еще до турника не доставали. Теперь, наверное, мастер, — медленно подняв руки и глубоко вдохнув чистый морской воздух, проговорил Ромашков.