Встретимся в суде

Отчего-то Марина Криворучко не могла забыть ту поездку загород вместе с Шаровым. «Не могла забыть», — слабо сказано: эта проклятая поездка стояла у нее перед глазами, она ввинтилась Марине в мозг, Марина просыпалась среди ночи в липком ледяном поту и видела, словно со стороны, словно на киноэкране, Шарова за рулем их машины, себя — рядом с ним, на переднем сиденье, и еще — обступившие их, наглухо заполнившие салон автомобиля серые сумерки. Серые, как грязная вата, ни единого проблеска голубизны… Только слабо желтела вьющаяся через поле ухабистая дорога… Обстановка ночного кошмара: дорога, которая никогда не кончится, сумерки, в которые никогда не проникнет луч солнца. И — знакомый незнакомец рядом. Человек, которого она считала насквозь знакомым и который вдруг обернулся к ней неожиданной и волнующей стороной…

Выехали они в то воскресенье засветло: собрались посмотреть загородный дом. Марине не нужны были современные коттеджи, она — интеллектуалка, гордящаяся изысканным вкусом, — давно мечтала о солидной старой даче, а тут вдруг наклюнулось хорошее предложение: тридцать километров от Александрбурга, домик в респектабельном обжитом поселке, газ, канализация, все удобства, маленький яблоневый сад… Ну, это все — если верить газетному объявлению. Атак как при крупных покупках никто никому не верит на слово, домик с садом надлежало хорошенько осмотреть. Поэтому, договорившись с нынешними владельцами участка, они тронулись в путь.

Был поздний август — граница лета и осени. Рано вечерело, но дни стояли жаркие: природа словно брала реванш за дождливое неудавшееся лето. Марина пользовалась последней возможностью поносить в этом сезоне облегающее ее тонкую ладную фигуру белое в красно-фиолетовых разводах, с полностью открытыми плечами, платье — простое, но фасоном похожее на вечернее. У Шарова на случай жары имелась только одна форма одежды: просторная рубашка с рукавами до локтей, скрадывающая его круглое брюшко и почти женскую, вследствие ожирения, грудь, плюс свободные серые брюки, плюс дырчатые сандалии, в которых вентилировались его вечно потеющие ноги. Марина питала к облику Шарова привычное отвращение, но не могла не признать, что этот его вид вполне подходит для загородного отдыха. Представив себе почему-то Шарова, вот так одетого, в кресле-качалке под сенью яблонь, Марина смягчилась и на робкий вопрос мужа: «Как, по-твоему, в такой рубашке прилично покупать дом?» — почти сердечно ответила:

— Конечно, милый. Ты отлично выглядишь. Как всегда.

Мысленно заметив при этом, что до покупки, по крайней мере сегодня, дело не дойдет. Если дом приглянется, надо сказать, что они подумают, а тем временем посмотреть еще несколько вариантов по объявлениям. Непредусмотрительно было бы останавливаться на одном варианте: а вдруг пропустишь другие, лучшие? Марина Криворучко всегда действовала так, и в бизнесе, и в отношениях с мужчинами, — почему должна стать исключением покупка дачи? Конечно, нужно принимать во внимание только свое мнение, а не мнение Шарова. Ему вряд ли доведется когда-нибудь отдохнуть в качалке под яблонями. Ведь, в соответствии с планом ликвидации владельцев акций, Шаров скоро будет мертв.

Ожидаемая смерть Шарова значительно примирила Марину с супругом. Он совершенно перестал раздражать госпожу Криворучко, и давно уже не посещал Марину образ той самой свиньи, которая когда-то поселила в ней чувство враждебности к Шарову. Да ведь, если хорошенько разобраться, Марина еще до заговора одиночек перестала ее вспоминать… Привыкла, что ли? Может, сексуальные запросы ее с возрастом пошли на убыль? Одним словом, за последние полгода, отмеченные двумя убийствами близких друзей, госпожа Криворучко ни разу не поссорилась с господином профессором Русланом Георгиевичем. Их отношения стали настолько идеальными, что Марину это, откровенно говоря, даже удивляло… С нелюбимым ранее мужем она здорово сблизилась, при том что от Леонида здорово отдалилась. Кровожадные замыслы, воплощаемые в жизнь, их разделяли: трудно любить человека, в котором видишь воплощение своей темной стороны. Все меняется в жизни: к лучшему, к худшему, — кто разберет? Человек стремится к изменениям, надеясь, что они приведут именно к лучшему, но судьба — или Бог? или кто там еще есть, надзирающий за всем нашим бедламом с высокой точки? — все расставляет на свои места. Крайне редко сообразуясь с нашими намерениями.