Вступление

– На сто лет вперед – мяса, – слышались в бульканье и прерывистом вое жирные слова, – удачный год.

Наташа взмахнула руками, подняла голову:

– Я! Не его! Только я!

– Поззздно, оба! – и скалы, все подножия которых были скрыты под цветными телами змей, усеяны холодными глазами и мелькающими в пастях раздвоенными языками, повторяли глухим эхом:

– О-о-о… З-з-з… о-о-о… ба…

Блеснула низкая звезда ухмылкой Карпатого и голос его догнал, наконец, Витьку, шепнув «по-человечески не захотел, да?»

В бликах и реве бешеной воды, в сверкании и вспышках зеленого света, Витька обеими руками прижал змеиную голову к груди. Ноа дернулась, заскользила по телу под распахнутой рубашкой, и, укладываясь рисунком, прирастая, затихла. Подошел и встал рядом с Наташей. Потянул с плеча футляр с камерой.

Размахнулся, швырнул ее камнем, метя в живот бывшему Яше. Закричал беспомощно и зло:

– Подавись ты!

Демон пророкотал животом, проглатывая внезапный подарок, вытянулся и, раззявив пасть, потянул в себя ночной ветер. Закачались луны, плеская вниз кровь с молоком. Перед Витькиным лицом качнулась рука мальчика и на ней – дешевые часы с рожей пирата. Блестящая стрелка почти уткнулась в полночь. Он вцепился в руку и потянул, стискивая зубы, желая изо всех сил, лишь бы тот не закричал, раненым зайцем, как там, во сне. Дернул сильнее и мальчик упал, свалился неловко, подвернув ногу. Пала к нему Наташа, взмахнув руками, прижала к себе, целуя грязное лицо:

– Васенька, иди, иди… Малыш. Там… Манюня моя. К ней. Я скоро. Уйди сейчас.

– Нет!

Демон рос, закрывая небо, нагибался, чтоб поместиться в нем. Дым твердел и свет звезд разбивался о черные бугры. Все шире раскрывалась пасть и вода под скалами ревела, разрывая уши.

«Вот и все», Витька глядел на разверстую черную дыру, окруженную буграми тверди, «вот пещера, шел и шел к смерти каждую ночь, а думал-то…»

Наташа отшвырнула брата Витьке в руки. Поднялась и кинулась в черный дым, там, где в стволе еще клубились не затвердевшие дыры. Мелькнул край платья, исчезая. Демон завыл, в голосе его слышалась злоба и недоумение, изогнулся, треща и осыпая куски черного камня с блестящими изломами. Взмахнул руками над зеленой водой.

– Дай! – крикнул Вася, колотя Витьку руками по груди.

– Что? – гул и рев становились сильнее, ветер крутился, не покидая площадки, и над краем бухты поднимался столб зеленой воды, закручиваясь, подхватывая краями звезды.

Витька сунул мальчику фигурку и пополз, оттаскивая его от края.

Вася вырвался, откатившись, вскочил. Зеленый свет бешеной воды очертил щетку коротких волос на круглой голове.

– Степь да трава, рыбы да вода, люди и звери, идите в райские воротА! Дышите, гуляйте, горя не знайте! – закричал, мешая крик с плачем. Стоял маленький, протянув вперед дрожащую руку.

– Степь! Да трава! Рыбы! Вода! Закройте черные воротА, не… – он заплакал, горько, сильно и снова закричал, глядя, как летит в столб зеленой воды длинная серая рыба с жемчужным хвостом. Размахнулся – бросить фигурку сестре.

– Уб… Уббб, – рокотал демон, врастая каменными ногами в обрыв, ширясь и закрывая от глаз падающую Наташу.

– Степь да трава, рыбы да вода! – заорал Витька, подхватывая стоящего на самом краю у подножия черной шевелящейся скалы мальчика. Посмотрел с ненавистью на черную пещеру рта, окаймленную по краям ломаными зубьями, сверкающими в лунном молоке. И замолчал на вдохе, почуяв, – из-за спины идет волной свежий, теплый запах.

…Как мягкая рука по волосам, когда в детстве пил молоко, прибежав с улицы, и мама… Летний запах трав смешивался, ложился на лица, втекал в ноздри и в горло, гладил щеки и шею.

– Степь да трава, маки, полынь, чабрец, череда, мелкие звери, птицы и небо, – пришел с летним ветром сильный и спокойный голос, – рыбы в морях, люди в домах, живы-мертвы, из времени в небо, из неба на землю, через миры, снизу и сверху, все прорастает, стебли сплетает, семя кидает, зреет и кормит и вновь умирает…

Лариса стояла, держала в руках раскрытую на умных древних словах книгу. Книга дышала, шевелила листами и капал из корешка светлый млечный сок на спины молчащих змей. А женщина в сбившемся на плечи платке, с распустившейся косой и в расстегнутой старой куртке, стояла, и в свете мельтешащего времени лицо ее было старым и молодым одновременно. Стояла и, не глядя в книгу, повторяла за мальчиком неловкие детские слова. Слова любви и заботы – обо всем, что живет, жалости ко всему – чему суждено умереть.

– Уббб, – рыкнуло в глотке демона. Трещины зазмеились по черному камню, обваливая из нутра блестящие, как уголь, куски.

– Сейчас! Бросай сейчас! – крикнул Витька, показывая на высыпающееся дупло в центре черного ствола, и остановился, когда сердце толкнуло его изнутри:

– Нет, подожди!..

На узенькой тропинке, прислушавшись, Генка подтолкнул Риту вперед: