Вторая мировая. Перезагрузка

Нет, не в том смысле, что пробовали «замолчать» меня, не пропустить в печать книгу. В конце концов с доходов от некоторых других публикаций я мог бы издать десять таких книг за свой счет. Но меня «крайне напрягла» тактика восприятия — примерно такая: «Ну, Адольф Гитлер как трастовый управляющий ЗАО «Европа» — это хорошо, правильно. А вот возня с Черчиллем, как известно «злейшим ненавистником» — это зря. Брест-Литовский мир 1918 года — вообще слишком большая трагическая тема. Зачем еще и ее притягивать ко Второй мировой? А русские, ухмылявшиеся и обменивавшиеся рукопожатиями с представителями гитлеровской Германии в том же Бресте — это вообще… в духе опровергаемого тобой Резуна!»

Вот оно. Вот здесь я готов «идти на принцип». Мой подход в следующих тезисах.

1. Черчилль (англичане вообще) имеют право припомнить нам Брестский мир 1918 года. Сколько «исторических сложностей» не приплетай, но это ведь еще и просто сепаратный мир, нарушение союзнических договоров.

2. Сколько бы ни прятали, ни отпирались, но какое-то приложение к Пакту Молотов — Риббентроп о разделительной линии в Польше было. Иначе советские и немецкие войска просто смешались бы в кашу. А они, как известно, сомкнулись весьма аккуратно. В том же Бресте.

3. Вывод. В первую войну мы вели себя… неадекватно. Бросились на Австрию за южных славян! На Германию (не отмобилизовавшись) — спасать Париж! Не то чтобы «слишком благородно», «в рыцарских латах, с турнирным копьем — на танк». А именно — неадекватно. Проиграли. Значит… Победа требует других подготовительных шагов.

4. Советские войска перешли через незащищенную восточную (польскую) границу.

Заметьте: на романтическом (или бытовом) уровне не защищенную — звучит трогательно, и как дополнительное осуждение преступившего. В мире же «Реаль политик» — ровно наоборот! Незащищенную — означает, что польских войск на нее оттянуто не было. Значит, СССР ни на волосок не повлиял на ход (и исход) двухнедельной польско-германской войны!

5. Наш же западный союзник в итоге ведь признает: В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимым отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германских армий. Так что русско-германское рукопожатие в Бресте 1939 года — это не капитуляция 1918 года, а как бы приветствие боксеров перед схваткой. А значит, в нем и зерно будущего освобождения Польши.

6. А вот уже после этой холодной калькуляции фактов и факторов можно найти место и для «морально-героического». И тут вспомнить: ведь после тех двух мрачных Брестов (1918 и 1939 гг.) был же и… Третий Брест!

Да-да! Знаменитая героическая Брестская крепость, продержавшаяся дольше, чем вся Польша в 1939-ом! Дольше, чем объединенные Англия — Франция в 1940-м! Месяц там шли бои, по современной военной терминологии, «высокой интенсивности», и еще несколько месяцев, почти до октября 1941 года, шло очаговое сопротивление.

Во Франции времен де Голля была разработана такая стратегия: «Оборона по всем азимутам». Так вот, для бойцов «идеологического фронта»: отпирательство «по всем азимутам», или даже отбрехивание «по всем азимутам» — это просто… неправильная стратегия. И нынешним защитникам идеалов и истории России следует более всего опасаться «подошедших подкреплений» — бывших защитников идеалов социализма.

Возвращаясь к дипломатии

Потому-то так «too much Churchill!» (слишком много Черчилля!) в этой книге. Но, положим, об этом же (о вине Запада в становлении фашистской Германии) говорят и многие другие, не ослепленные русофобией, западные историки («конформисты», по определению Буковского). «Много Черчилля» в этой книге еще и оттого, что его взгляд ценен тем, что это взгляд — изнутри. И речь не только в сорокалетнем депутатском стаже сэра Уинстона, не только в уникальном списке его министерских постов:

1911–1915 — Первый лорд Адмиралтейства (морской министр),

1919–1921 — военный министр и министр авиации, 1924–1929 — министр финансов, 1939–1940 — военно-морской министр, 1940–1945 — глава коалиционного правительства, 1951–1955 — глава правительства консерваторов. Речь идет еще и об уникальном положении, дающем возможность наблюдений, подобных вот этому: