Вторая мировая война. Ад на земле

Но в 1942 г., когда англичане начали отгружать на восток уже существенные объемы, немцы обратили внимание на арктические конвои и с нарастающей агрессией атаковали их. Приключения полярных конвоев как на пути к цели, так и на обратном пути превратились в величайший морской эпос той войны. Почти таким же страшным врагом, как немцы, была полярная погода. Корабли пробивались сквозь валы высотой до 12 м, а поверх этих волн плавали многотонные льдины. Лютая качка сбрасывала моряков за борт, однажды высоченная волна сорвала бронированную крышу с орудийной башни крейсера Sheffield. На торговом судне J. L. M. Curry в шторм разошлась обшивка, и оно затонуло. Ни одно судно не добиралось до Мурманска невредимым, изрядно доставалось и крупным судам. Гардемарин Чарльз Френд служил на авианосце: «Помню, как выглянул с нашего неистово раскачивавшегося и кренящегося Victorious и увидел King George V, судно, длиной почти 250 метров, карабкающееся на отвесную волну. Это были не волны, а движущиеся горы длиной метров триста. Даже высокие борта не всегда могли защитить Victorious: когда нос разрезал очередную волну, тонны воды обрушивались на летную палубу, и нам приходилось несладко. Одна волна так долбанула передний подъемник для самолетов, что вывела его из строя. Гнулись четырехдюймовые листы брони».

Британские докеры, особенно докеры из Глазго, стяжали дурную репутацию небрежной погрузкой, прискорбно отличавшейся от американской. В результате многое из доставлявшегося с таким риском в Мурманск прибывало испорченным, а срывавшиеся с места грузы угрожали безопасности корабля. Например, 10 декабря 1941 г. матросы пятитонного «челнока» Harmatis вынуждены были открыть люк, из которого поднимался дым, и обнаружили в трюме горящий грузовик, который мотался взад-вперед, разбивая ящики и поджигая тюки. Помощник капитана, надев единственный имевшийся на борту противогаз, спустился в этот ад и пытался заливать его водой, пока держался на ногах. Его сменил капитан, и пожар все же удалось погасить, но судно вышло из строя и повернуло обратно в Клайд.

Экипажи выбивались из сил, скалывая с настройки и орудий угрожавшие безопасности судна глыбы льда, проверяя оружие, в котором застывала смазка. Толстые слои одежды затрудняли движение, но даже в них не удавалось согреться. Алек Деннис, старший лейтенант на эсминце, попытался уснуть на палубе, зная, что с койки его тут же снимут: «Тело еще как-то удавалось держать в тепле, однако ноги мерзли даже в сапогах с меховой подкладкой»¹⁴. Каждый раз, когда ему выпадало четыре часа отдыха между вахтами, первый час уходил на то, чтобы разморозить онемевшие стопы – только после этого он мог уснуть. Питались моряки «какой», то есть какао, и бутербродами с солониной (еду разносили прямо на посты), спали урывками между сражениями. Темная арктическая зима действовала на нервы, но еще хуже был вечный солнечный день. Великолепие северного сияния, казалось, издевалось над обреченными на гибель суденышками. 17 января злосчастный Harmatis вновь попал в беду: подводная лодка выпустила по нему две торпеды, одна из которых сдернула люк с трюма и по палубе разлетелись сорванные с груза упаковки. В разворошенный корпус хлынула вода, и капитан приказал заглушить двигатель, чтобы не залить его. Кое-как удалось залатать дыру, и Harmatis потащили в Мурманск на буксире (а в небе кружили «хейнкели»).

Harmatis, можно сказать, еще повезло, в отличие от многих других: когда в пороховом погребе эсминца Matabele сдетонировала торпеда, спасти удалось только двоих членов экипажа. В море плавало множество трупов в спасательных жилетах: люди замерзали насмерть, прежде чем их успевали отыскать, холод убивал за считаные минуты. Джордж Чарлтон, служивший на эсминце, который затонул под огнем тяжелого крейсера Hipper, атаковавшего конвой на исходе декабря 1942 г., описывал смертный ужас, с которым он цеплялся за невод, брошенный ему с траулера-спасателя: «Я дождался волны, которая подняла меня навстречу сети, и тогда просто впихнул руки и ноги в отверстия и остался висеть там, пока двое матросов не перевесились через борт и не подтащили меня наверх, а третий за волосы вытянул меня, и я рухнул на палубу. Онемение прошло, и я почувствовал холод – все мое тело пронзила такая боль, какой я никогда прежде не знал»¹⁵.