Вторая молодость любви

Таньке не пришлось расталкивать толпу у списка на букву «О» — совсем немного фамилий оказалось в этом списке: то ли буква невезучая, то ли вообще на «О» в России немного фамилий. Убедившись, что все в порядке, она собралась звонить родителям. Нащупала в кармане телефонную карту и хотела было поискать на улице телефон-автомат, но тут началось массовое веселье победителей с бурными выкриками: «Отметить! Надо отметить!» Кто-то подхватил ее под руку, кто-то уверенно повел группу ребят, человек десять, за собой, утверждая, что знает куда идти, что там здорово. Ребята были в эйфории от сознания наступившей свободы; позади остались зубрежка, волнения, ожидания, впереди — лето.

Мало кто задумывался над тем, что предстоит шесть лет напряженной учебы, ведь медицинский институт — один из наиболее трудных. Но сейчас это не имело никакого значения, даже для Тани, чьи родители закончили как раз эту академию, в прошлом просто институт, и она немало была наслышана о нелегкой стезе врача.

«Сбылась мечта идиота», — мелькнула в голове расхожая фраза, и Таня захихикала.

— Чему ты смеешься? — спросила рядом идущая девушка.

— Тому, что я не знаю, что меня ждет впереди.

— Странная ты…

— Я знаю. Мне это еще в школе говорили.

— Ты что, номера откалывала? — заинтересовалась девушка.

— Да нет, просто я из страны фантазий и закидонов.

Александра Михайловна, или попросту Сашенька — ведь ей было всего тридцать восемь, — втиснулась в последний вагон поезда и попробовала отдышаться, хотя разве можно отдышаться, если в воздухе сплошной углекислый газ и терпкий запах пота. Не моются они, что ли, каждый день, а может, реклама их убедила, что достаточно мазнуться каким-нибудь дезодорантом — и можно мыться раз в неделю. Черт их знает…

На «Кропоткинской» она выскочила на платформу, вернее, ее просто вытолкнули из вагона, поправила сползшее набок плечо блузки, прическу, подумала: отряхнулась, как курица из-под петуха, и уже спокойно вышла на улицу. До женской консультации — десять минут прогулочным шагом.

Еще несколько лет назад, когда она перешла сюда работать, дома бурно обсуждалась дилемма: завтракать утром или сэкономить время, чтобы спокойно пешочком идти от метро. Хорошо рассуждать «жаворонкам» — ни свет ни заря вскакивают радо утром и готовы «к труду и обороне», как шутил главный «жаворонок», муж Митя. Ну а Татоша, любимая и единственная доченька Татьяна, та могла до полуночи читать, а утром как ни в чем не бывало готовить уроки, завтракать и без суеты, точно в нужное время выходить из дома. Все у нее было рассчитано до секунды. Еще совсем крохой, в первом классе школы, она удивляла родителей четким и безошибочным чувством времени. Сашенька смеялась: «У тебя в животике зашит секундомер».

Смеяться Александра Михайловна любила, всегда находила какую-нибудь причину, которую окружающие не заметили, а она вдруг зальется заразительным смехом — и сразу всем весело. При этом врач она была Божьей малостью, не признавая никаких НИИ и клиник, диссертаций и прочей «мути», с увлечением работала в женской консультации и, главное, любила своих пациентов, что по нынешним временам было самым настоящим атавизмом, то есть, если верить словарю Ожегова, «наличием у потомка признаков, свойственных его отдаленным предкам». Ее друзья-однокурсники острили по этому поводу, говоря, что люди, умеющие шевелить ушами, тоже унаследовали от своих далеких предков некую мышцу, которая у нормального современного человека давно атрофировалась, иначе все бы ходили и шевелили ушами, как ослы или собаки. Сашенька не обижалась, знала: если случалось что у кого-нибудь из знакомых — тут же обращались к ней, к ее помощи, к ее отзывчивости, безотказности и профессионализму.

Все свое детство и юность Саша прожила на Арбате, была буквально влюблена в него, а когда снесли их дом и переселили в просторный, но неуютный юго-запад, он сразу стал нелюбимым. Тогда она перешла на работу в женскую консультацию, которая располагалась в переплетении переулков старого Арбата, в небольшом двухэтажном старинном здании. И хотя Сашенька тратила почти сорок минут на дорогу, вытаскивая себя по утрам из постели буквально за волосы, лишая даже утреннего чая, ибо относилась по своей конституции к классическим «совам», но зато каждый день ее ждала награда — свидание с Арбатом.

Если дома и ворчали по этому поводу, то только через день, ведь утренние приемы чередовались с вечерними, вот и получалось: одну неделю домашние ворчали и возмущались два дня, другую — три. Зато какое блаженство по субботам и воскресеньям: завтрак в постель, обед готовит Митя, он же и на рынок сходит, а квартиру пылесосит Татоша. Словом, все сложности двух или трех утренних, тяжелых для Сашеньки сборов с лихвой окупались сплошным субботне-воскресным кайфом.