Вторая попытка

– Честно признаюсь, гражданин подполковник, не люблю я наших психушек. Там ни одного приличного психа не встретишь. Все приличные на воле разгуливают. Поэтому приведу другую, более на мой взгляд уважительную причину моего заокеанского побега. Видите ли, уважаемый Мартун Норайрович, мне просто хотелось познать ностальгию по Родине во всей полноте ее печали и неуютности. Хотелось пожить там, чтобы когда-нибудь вернувшись, обрести на земле предков счастье своей идентичности и адекватности. Я понятно выражаюсь?

– Что, и «Коммунистический манифест» прихватили с собой из тех же ностальгических соображений? – не сдержал язвительной улыбки Мирумян.

– O mon Dui![317] – всплеснул руками Брамфатуров. – Как вы могли такое о нас подумать, месье! Мы бы его выбросили сразу по пересечении границы. Появится с такой безмозглой агиткой на территории США – значит приговорить самих себя к заключению в тюрьме для иммигрантов, что на острове Эллис… Нет, сэр, «Коммунистический манифест» мы прихватили на случай провала на нашей территории. Дескать, виноваты, но не виноваты, поскольку намеревались устроить в США пролетарскую революцию: чтобы они там почувствовали на собственных боках, что такое советская власть, плановая экономика, колхозный строй, ЧК и прочие прелести того режима, которому они столь рьяно помогают с 30-х годов, сперва вооружиться, а теперь еще и выжить, продавая ему пшеницу и позволяя красть свои технологии…

– Это еще большой вопрос, кто у кого сколько и чего крадет! – возразил задетый за живое контрразведчик.

– А-а, понимаю ваше разочарование, – словно только-только уразумел всю подоплеку происходящего фигурант. – Ваша контора надеялась обнаружить у меня хотя бы копии мобилизационных планов Военного Комиссариата Республики, а вместо них нашла наивную статейку со сравнительным анализом социального устройства СССР и США. Было бы крайне желательно, если бы вы сочли, что статья осталась недописанной исключительно по причине моего недостаточного знакомства с социальными реалиями вашего главного противника, и что мой побег из дома был предпринят именно с целью пополнения своих знаний непосредственно на месте функционирования указанной социальной системы… Впрочем, это не обязательно. В чем вы меня можете обвинить? В попытке нелегальным образом пересечь границу? Такой попытки ни я, ни мои товарищи не предпринимали. Побег трех школьников из дому в соседний город – даже не административно наказуемое деяние. Все ваши «доказательства» – это прощальная записка придурка Эдо своему скудоумному отцу, в которой нечто подобное упоминается. Но намерение не есть преступление, ибо в нем отсутствует и состав, и событие преступления. На любом суде мало-мальски квалифицированный адвокат без труда докажет, что записка является всего-навсего эпизодом вражды отца с сыном. Докажет также и неправомочность наших «признаний» в качестве улик, полученных вашими ленинаканскими коллегами путем прямого шантажа и психологического давления на неокрепшую психику подростков. Между прочим, я намерен через суд потребовать возвращения мне моего имущества – той самой недописанной статьи, которую у меня незаконно изъяли, даже не удосужившись составить при этом протокола, все те же гюмрийские[318] ваши сообщники. Кстати, а вы уверены в том, что записку отцу Эдо, с которой тот прибежал в КГБ, написал именно Эдо? Была ли проведена графологическая экспертиза? Вы отработали версию с возможной провокацией со стороны ваших идеологических противников? Возможно они надеялись, что наши славные органы внутренней секреции способны сдуру, как это у вас водится с октября 1917, арестовать мнимых беглецов и вкатить по полной программе соответствующей статьи УК. Вы и купились. Я же, пусть не сразу, но все же вовремя просек истинную подоплеку происходящего и попытался спустить всю эту дурно пахнущую историю на тормозах. К сожалению, в вашем ведомстве не нашлось мудрого человека, который понял бы что тут к чему. Вам следовало, не афишируя, связаться с нами уже в Москве, или хотя бы в Ленинакане не таскать нас в местную Лубянку-Налбандянку… И еще: вам не приходило в голову задуматься, почему вдруг отношения этого Эдички с отцом резко ухудшились именно накануне визита Косыгина в Армению? Случайное совпадение? Я бы на вашем месте поинтересовался прошлым и связями этого подозрительного субъекта, именуемого папашей Эдо. А также попытался бы восстановить в подробностях картину последней ссоры отца с сыном: из-за чего? Кто первым начал? Какие выражения использовались? Что за претензии предъявлялись? Уверен, вы даже не задумались над тем немаловажным обстоятельством, что от имени этого родителя разит изменой и предательством[319]. А на тот факт, что паспорт Ерема почему-то оказался готов для выдачи именно в день нашего побега, думаю вообще никто из вас не обратил внимания. Более чем уверен, что в нашем деле об этом даже не упоминается…