Вторая радуга

Теперь, когда опасность миновала, его одолел словесный понос. Он смеялся, невпопад шутил, вспоминал детали происшедшего. Ребята даже задержались в подземелье, давая ему время разрядить напряжение. Алексея не пытались останавливать. Все понимали, что они-то трое могли вернуться из двадцать третьего мира самостоятельно. Он — не мог. Могло случиться так, что трое мастеров не сумели бы вернуть Ингу, и даже не сумели бы вернуть самого Алексея. Рисковали, ясное дело, и они. Их тоже могли убить: мечом, стрелой или даже дубиной. Но Алексей рисковал ещё и возможностью навсегда потерять родной мир.

Вечером, после ужина, Константинов пристал с расспросами. Они сидели у супругов в комнате, вчетвером, и Ермолай мучительно подбирал слова к неясным внутренним ощущениям.

— Не думаю, что это удачный образ. Если матрица повреждена в своей самой важной части, она не сможет вообще функционировать.

— Да эта часть касается Края и всех операций, с ним связанных, — возразил Лёшка, — а всё остальное существует автономно.

— Тогда получается, что жизнь простых людей вообще Игроком не контролируется? Значит, контроль появляется, только когда тебя наделяют паранормальными способностями?

Кутков предположил, что это как раз вполне возможно. Скажем, приносят подростку Фиксатор Мощи, впаривают ему красивую легенду, а на самом деле в этот момент наделяют особыми способностями. И он становится участником Большой Игры под названием Путь Радуги. Заодно ему и ложную память подсовывают, будто бы он этими способностями всегда владел.

— Нет, это чушь, — вскинулся Константинов. — Мне Фиксатор Мощи не привозили, а Бакановой — да. Она должна была стать четвёртой, а не я, если твоей логике следовать.

— Я просто предложил гипотезу, — пошёл на попятный зять. — Неудачно. Насчёт Инги ты прав, никакой предопределённости в её судьбе не было.

— Как раз была, — хитро усмехнулась Ольга. — Это же Харламов всё сломал. Когда группа ещё только проектировалась, Баканова считалась самым надёжным кандидатом. Ей плохо среди обычных людей, она талантлива, легко управляема через секс. Ермолай был силён своей магической потенцией, но практически неуправляем, так как прекрасно уживался с обычными людьми. Меня взяли в группу, потому что я давала гарантию определённого уровня её развития. Без особого желания взяли, но деваться было некуда — других ответственных перед Радугой людей не нашлось. И тут вдруг Ермолай от Инги отворачивается и берёт меня в жёны. Потом неожиданно вместо Шатохина приходит Лёня, Лёшка вдруг начинает стремительно развиваться, а Инга неожиданно втягивается в общение с рядовыми людьми, и Путь Радуги ей становится неинтересен. Цепь непредсказуемых действий, вызванных личным выбором каждого, всю предопределённость уничтожила.

Лёшка сказал, что согласен полностью — но это в принципе ничего не меняет, если предположить, что персонажами управляют через воздействие на их мотивы. Да, управление получится весьма приблизительным, но что с того?

— Система слишком сложна, — покачал головой командир, — ничего не получится. Слишком много участников, здесь начнут действовать социологические законы. То есть развитие событий быстро выйдет на некую предсказуемую траекторию, и изменить её станет невозможно, все действующие лица своими выборами начнут поддерживать стабильность.

— Ты про сообщество верных?

— Нет, Лёша, я вообще про твою модель мира. Если это и игра, то игрок в ней преследует какие-то личные цели, не пытаясь кардинально изменить мир. Цели эти могут быть непередаваемо разнообразны, вряд ли мы способны их представить. Скажем, кто-то поставил цель вывести Баканову с Пути Радуги и добился своего. Как тебе?

Константинов пожал плечами, Лёня задумчиво хмыкнул, а дочь шамана занялась ремонтом одежды — её концепции мира как компьютерной игры никогда не привлекали.

— Я когда из двадцать третьего мира в расщеп тянулся, ориентировался на физическое тело Инги. Все здесь согласны, что ей способности умерли? Значит, мне удалось воздействовать на её физическое тело. Оно как-то неразрывно связано с информационной основой. Я вообще представляю себе миры Края как миры смешанные, где материя сочетается с информацией.

Харламов взял лист бумаги и нарисовал на нём два круга, соединённых узкой перемычкой. Оба круга он раскрасил синим, а нижний ешё и заштриховал.

— Вот это, — указал он на нижний круг, — Материнский Мир физический. Верхний — Материнский Мир информационный. Скорее всего, они неразрывны и во всём совпадают, но для наглядности я их разделил. Теперь Край…

Он нарисовал изогнутую трубу, одним концом примыкающую к физическому миру, другим — к информационному. Конец трубы у физического мира он полностью закрасил зелёным, дальше окраска постепенно сходила на нет, и к другому концу подходила полностью белой.