Вторая радуга

Он продолжал ощущать своё тело, неподвижно сидящее на примитивном кресле, и в то же время он летел, летел, влекомый непонятной силой. Впереди переливалось лилово-серым пульсирующее пятно, вокруг которого иногда появлялись серебристые сияющие крылья. Откуда-то он знал, что это была Ольга. То есть не Ольга — в этом тёмном, бесформенном мире физически их обоих не было. Это была её душа, разум, астральное тело, бесплотный дух — как говорится, нужное подчеркнуть. Себя Ермолай в этом мире вообще не воспринимал, что его нисколько не расстраивало. А клубящиеся массы не посветлели, нет, но — оформились. И стало понятно, что поднимаются путешествующие души вдоль неподвижной стены, по которой навстречу им, вниз, переливались, пузырясь, пепельно-серые волны клейкой жидкости.

Разобрать, что творилось вокруг, возможности не было. Пронизывали пространство черные молнии, проносились мохнатые клубки, а изредка он видел воронов. То, что это именно эти птицы, понятно было благодаря некоему внутреннему чувству. Он понимал, в каком мире находится — мире странствий душ эвенкийских шаманов. Сюда брала с собой Ольга других участников группы. И юноша догадывался, что вскоре они увидят Энгдекит, великую реку шаманов, объединяющую три мира.

Теперь они летели над рекой, струящейся сквозь бесконечный лес. Красок не было. Тёмно-серое небо над головой, с застывшими тучами, белая с серыми прожилками-водоворотами река, угольно-чёрные деревья внизу. Это ещё был не Энгдекит, а лишь его приток, на котором обитали души шаманов — предков Ольги. Харламову захотелось узнать, что будет дальше и мгновенно серебристые крылья летящей впереди него фигуры слились в туманное сияние. Промелькнули и исчезли внизу крыши домов, вокруг которых стояли люди — но различить их сверху юноша не мог, он даже не понял, во что они были одеты. А затем его внимание привлекла к себе могучая река, берега которой терялись в тумане отдалённого горизонта. По реке катились, равномерно вздымаясь, огромные волны. Воды Энгдекита казались чёрными, но в каждом месте к черноте примешивался свой цвет. Зелень переплеталась то с синевой, то с алым цветом, а царил среди них охряной, ржавый цвет.

Их путь пересекла размытая фигура огромного медведя, двигавшегося на задних лапах прямо по воде. Впрочем, Ермолай понимал, что то была никак не вода. В передних лапах медведь держал острогу, а на плече у него висела сумка. Неужели он охотился за рыбой, здесь? Юношу потянуло влево и он отчётливо ощутил сопротивление. Что-то замедляло движение, отбрасывая их назад. Ольга безмолвно позвала: "Помоги!", и он послушно собрал свою силу, отдавая её своей проводнице. Вскоре они приблизились к берегу. Теперь они двигались не столь быстро, и можно было разглядеть в устье притока небольшое поселение. Навстречу им взмыла снизу яркая жёлтая фигурка, вокруг которой струилось и трепетало сияние.

Слух уловил незнакомые слова, но интонации сомнений не вызывали — то был вопрос. Дочь шамана ответила, и сразу же задала свой вопрос. Ответ — и юноша вдруг почувствовал, как непреодолимая сила тянет его назад. Он не сопротивлялся. Ему ещё удалось почувствовать сожаление Ольги, но тут же он понял, что сидит в полной темноте на пеньке в подземелье. Мир, в котором он был долю секунды назад, исчез почти мгновенно. Да и был ли он? Харламов случившееся помнил отчётливо, но воспоминания эти настолько не вязались с реальностью вокруг, что он никак не мог объединить их в единое целое.

— Свет зажечь? — спросила Аникутина усталым голосом.

— Как хочешь, — Ермолай в полной темноте уже не видел, но признаваться не хотелось. Не хотелось и вставать. Усталость словно пригвоздила его к месту. Теперь он понимал, для чего здесь стоит пенек со спинкой. Удивляло другое — как это Ольга, которая была проводником, и тратила значительно больше сил, обходилась древесным стволом.

— Ты не испугался и не удивился, — продолжила девушка, — а когда я попросила, смог помочь. Твои способности велики. Но почему ты не пожелал остаться, едва я заговорила с сородичем?

Юноша честно признался, что ему стало не так интересно. Эвенкийского языка он не знал, а мир духов всё же был местом, в котором не сильно хотелось задержаться.

— Что это был за родич?

— Шаман, направивший душу в поисках Оми больного. Я успела ему сказать, что живу на Енисее. Он с Амура. А потом тебе стало скучно, и больше я не успела спросить ничего…

— Так он с другого расщепа?

— С расщепа ли, из Материнского ли Мира, теперь уже не узнаешь. Впрочем, я не раз встречала шаманов вне плоти, но впервые мне удалось с одним из них заговорить. Такое до меня смогли совершить немногие.

— Так значит, шаманы в мире духов давно встречаются с обитателями Материнского Мира?