Вторая рота

– Значицца, так, – начал Гунько. – Смальков у нас сегодня в

карауле? В карауле… Ротный не дежурит? Не дежурит… Старшина? Уже

свалил… Это значит, что звѐзды как нельзя лучше выстроились для нас,

друзья мои!

– Ты Митю не трелюй, Гуня, – сказал Медведев. – Чѐ за звѐзды?

Какие дела?

Гунько сделал руками таинственные пассы и с возгласом

«Але, ап!» распахнул дверцу тумбочки.

Оттуда на изумлѐнных бойцов смотрела добрая батарея пивных

бутылок с жѐлто-красными этикетками «Пенное».

– Не кисло, – присвистнул Кабан. – Знатная тема…

– Откуда? – спросил Медведев, доставая одну бутылку и

вчитываясь в надписи на этикетке.

– Короче, это масть, помноженная на удачу, – хвастливо заявил

Гунько. – После того как Зубов нас замурыжил на плацу, я зашѐл в

«чепок» минералки выпить, а Эвелина как раз чего-то там резала,

просила подождать. А меня сушняк так заломал, что я сам в

холодильник к ней залез. А там – пиво! Я ей: откуда? Она мне: не твоѐ

дело, и две бутылки в откуп даѐт. Тут я и подумал, что неплохо бы нам

всѐ это заполучить оптом и устроить небольшой бурагоз. Ну и купил,

как говорится, всю партию.

178

– Ну, Гуня, ты красавец, – оценил Медведев подвиг товарища. –

Сейчас бы ещѐ воблочки к этой теме…

– Воблочки, – нахмурил Кабанов свой высокий лоб. – Кажется, я

знаю, кто нам в этом поможет…

– Лавров! – прокричали они в один голос и, заперев тумбочку с

заветным напитком, направились к двери.

Лейтенант Смальков в этот день впервые заступал в качестве

начкара. Личный состав караула был выстроен на плацу. Как полагается,

дотошный Смальков «гонял» бойцов на знание караульного устава.

Ходоков заученно бубнил скороговорку вызубренных уставных

фраз, которые при многочисленном повторении начинают терять

всякий смысл, а после прохождения службы забываются уже на

следующий день. Но этот день был ещѐ далеко…

– …Часовому на посту запрещается: есть, пить, курить, спать,

прислоняться к чему-либо, принимать…

– «Сидеть, лежать» пропустил, – полушѐпотом заметил Нестеров,

стоящий рядом в строю.

– Правильно, Нестеров, – сказал Смальков. – Сидеть, лежать,

оправлять естественные надобности…

Ходокову неожиданно стало смешно, губы сами расползлись в

улыбку, а в голове стало щекотно, словно через ноздрю кто-то щекотал

мозг невидимым птичьим пером.

– Что смешного, Ходоков? – строго спросил Смальков.

– Слово смешное – «надобности», – с трудом сдерживая гогот,

ответил Ходоков.

– Отставить! – оборвал его лейтенант. – Ничего смешного я здесь

не нахожу!

– Извините, товарищ лейтенант!

179

Ходокову стоило больших усилий вернуть лицу серьѐзное

выражение, но внутренний бес словно тянул уголки его губ в стороны, а

щекотка в голове становилась всѐ интенсивнее.

Окружающие звуки стали множится, возвращаясь многоголосным

эхом.

– Продолжай, – велел Смальков.

– Без необходимости засылать патрон в патронник, – выдавил из

себя Ходоков, стараясь не думать над тем, что говорил: уж больно

смешной была фраза и каждое составляющее еѐ слово в отдельности.

– Ладно, достаточно, – смилостивился Смальков, которому и

самому не терпелось покончить с этой канителью. – Значит, помните,

что оружие у вас боевое и патроны тоже… Караул… Равняйсь! Смир-р-на!

Нале-во!

Пятнистая спина Нестерова оказалась прямо перед глазами

Ходокова, и вдруг он с удивлением заметил, что пятна на хэбэ

движутся, плавно перетекая из одного цвета в другой. Ствол автомата

Нестерова покрылся бурой ржавчиной, а из пластиковой накладки

газоотводной трубки вдруг выросла ветка с маленьким красным

цветком.

– Нестеров, что это у тебя с автоматом? – спросил Ходоков.

– А что? – удивился тот, пытаясь через плечо посмотреть на своѐ

оружие.

Ходоков на мгновение зажмурил глаза, а когда открыл их,

автомат снова вернулся в своѐ обычное состояние – ни ржавчины, ни

цветка на нѐм не было. Только пятна на ткани хэбэ продолжали

двигаться.

– Шагом… – Ходоков машинально наклонился вперѐд. – Марш!

Строй двинулся к караулке, стоящей у въезда на территорию

охраняемых складов. Ходоков почувствовал, что во рту стало страшно

сухо, а язык приклеился к нѐбу.

В голове зажужжал озорной моторчик, словно над головой бойца

нарезала круга крупная механическая муха. Ходокову даже показалось,

180

что он увидел еѐ, когда насекомое на мгновение присело на фуражку

Смалькова. Начкар даже ничего не заметил.

Ходокову даже в голову не пришло, что с ним что-то не так.

Просто мир вокруг странно преобразился, но мозг воспринимал это

вполне нормально.

Боец стоял на посту возле склада боепитания, на его лице

блуждала блаженная улыбка, в мозгу приятно жужжал моторчик,

хотелось делать как раз то, чего не положено, – петь и смеяться.

– Чунга-чанга, лето круглый год, – шѐпотом запел он. –

Чунга-чанга, синий небосвод…

Неожиданно за спиной мелькнула какая-то тень. Ходоков