Вторая смена

– Обязательно… – Артем уходит из комнаты. Я остаюсь на месте, памятником идиотке.

– Мерси! – все так же торжественно и тихо раздается из коридора.

Корявое «спасибо», произнесенное без малейшего намека на нужный акцент, это одно из тех пяти слов, которые Артем знает по-французски. Остальные четыре: libérte, égalité, fraternité. И еще – «Марсельеза».

Воздух на улице сырой, как в раздевалке бассейна.

– …мысленно проведи траекторию. Ну как в бильярде, когда кий берешь…

– Прицелился. – Артем вглядывается в заляпанное черными тучами небо. В такое звезду запускать жалко – долго она там не продержится, через четверть часа затухнет.

– Зажигай! – Машу рукой, объявляю старт.

Темчик подбрасывает на ладони осколок компакт-диска. Ждет, когда тот мелькнет в фонарном свете, забликует. Блеск надо удержать, глаз с него не спускать, не отвлекаясь на упавшую в снег уже ненужную пластмасску.

– Держи… – шепчу я, глядя, как в воздухе трепещет серебристое пятно, похожее на не существующего в природе лунного зайчика. Будущая звезда совсем рядом, до нее можно дотронуться рукой, ощутить под пальцами щекотливое тепло – как от газировки. Темчик так уже делал с третьим и четвертым осколком. А первые два не задержались, упали в снег. Для новичка это нормально.

Призрачное серебро мотается влево-вправо.

– Темочка, родной, держи… – сиплю я. Темка встряхивает кулаками, комкает воздух.

Я смотрю на тонкую заготовку утренней звезды, мысленно подталкиваю ее вверх. Ветер подхватывает искорку, тащит ее в корявые ветки ближайшей березы, которая радостно шуршит в ожидании добычи. Треск, крошечная вспышка, запах керосина. Звезда кончилась, так и не загоревшись в хмуром предутреннем небе.

– Ну вот за…зачем? – медленно интересуется Темка, заменив в последнюю секунду матерное слово приличным.

– Машинально. – Я вытаскиваю из кармана следующий осколок диска. – Извини.

Артем резко подбрасывает его на ладони. В воздухе вновь бликует серебристая чешуйка – как осколок разбившейся елочной игрушки. Я отворачиваюсь, гляжу на скучную стену ближайшего гаража, вспоминаю, как осенью мы бродили по звонкому от инея маленькому парку и зашли погреться в тир. Я выбила все десять пулек, навешала звонких щелбанов рыбкам, зайчикам и движущимся по конвейеру желтым уточкам. Я не промахнулась, а Темчик трижды промазал, причем на пивных жестянках, в которые дошкольник может попасть. Случайно так не сделаешь. Только нарочно. Особенно если ты умеешь стрелять не только из игрушечной «ижки». Он тогда проиграл, чтобы я победила. А теперь я таскаю у него из-под носа учебные звездочки.

– Темочка, давай!

Артем не отвлекается, не отвечает. Я всматриваюсь в мрачное, не желающее светлеть небо. Аккурат над перекрестьем электропроводов тихонько трепещет, наливаясь оранжевым светом и уменьшаясь в размерах, игрушечная звезда. Она летит все выше, строго по невидимой дорожке, словно Темчик попал пальцем в небо, пробил в нем дырку, и теперь звезду затягивает туда, как в водоворот.

В начале марта солнце встает в седьмом часу утра. К этому моменту среди сырых туч весело болтается одиннадцать учебных звездочек. Моих там всего три. Остальные Темка зажег! Сам!

В это утро я засыпаю стремительно, не дожидаясь, пока Артем с Анюткой свалят из квартиры навстречу учебным и трудовым подвигам. По коридору расползается коварный запах омлета и особо стойкий гнусавый голос мультперсонажа. А я уже окопалась в недрах родной кровати и провалилась в сон.

Кадры последних суток торопливо мелькают, как пейзаж в вагонном стекле. Жанровые сценки причудливо тасуются у меня перед глазами: квадратный корень зацвел, Анька над книжкой плачет, расческа в сугробе проклюнулась, на трех экземплярах договора моя подпись проступила. Пачка денег в томике Чарской, крылатая кошачья тень в сыром небе. И теплые звездочки надо мной и Артемкой. Кружатся от усталости.

В спальню вроде бы заходит Артем, ставит на тумбочку что-то стеклянное, деликатно звякнувшее. Там горячий чай или кофе. Таким чаем лечат не только простуду, но и одиночество, неуверенность в партнере. Принесенный в постель кофе вносит ясность не только в мозги, но и в отношения. Сон накрывает меня жарким одеялом. В заслуженной дреме я все время помню: рядом теплая кружка.

Мобильник выплевывает мне в ухо веселую до отвращения песенку из детского мульта. Анька. Я сперва хватаю телефон, потом открываю глаза. Мое первое «Алло!» получается не только хриплым, но и насмерть обиженным: на тумбочке стоит ваза с торжественными до траурности алыми розами. Под ней открытка с приторной позолоченной восьмеркой и типографским, на некролог похожим, текстом.

Восьмого марта от душиЦветы и поздравления.Пусть наступившая веснаПодарит восхищение.