Вторая жизнь Дмитрия Панина (СИ)

- Ну-ну, - попытался остановить взрослых детей Дима, старающихся, как ему казалось, обидеть младшую.

Но Светлана в его жалкой защите не нуждалась:

- Я не довесок, а целый кусок, и не наказание. Я вполне социально не опасное существо.

И она стрельнула глазами в Мишу.

- Не строй Мише глазки, ты, социально не опасное существо, - сказала Наталья.

- А чего нет? Он мне не брат...

Наталья махнула рукой и отвернулась. Плечи её опустились, она как-то сжалась, и Панин подумал, что он всего лишь Дима для них. И девочкам этим придется жить без отца и без матери с каким-то непонятным Димой.

- Да, отец, не было ни гроша, и вдруг алтын, - Миша смотрел на отца и думал, как он справится со всем тем, что свалилось ему голову.

Из молодежи он один знал о его болезни, Панину пришлось признаться, когда он принес справку, что он болен реально, и что справка не фикция.

Дима ничего не ответил сыну. Он думал о будущем, и оно рисовалось ему не в радостных, а в тревожных красках.

27

Подморозило. После целой недели оттепели и серой нудной пасмурности, проглянуло солнышко, засинело высокое небо, воздух искрился серебряными кристалликами крохотных льдинок: настроение поднималось до Новогоднего.

Панин шел домой с занятий, щурил глаза, утомленные блеском снега, льдинок, золотых куполов церкви и улыбался.

Он пытался перехватить Свету в школе, но не удалось, она ушла раньше него, хотя обычно по средам дожидалась, и они вдвоем возвращались, иногда заходили в магазин купить продуктов.

Дима поднялся на пятый этаж, тихо открыл дверь, вошел и прислушался.

Было тихо, квартира выглядела безлюдной.

Дима снял пальто и осторожно заглянул в Светину комнату.

Она сидела на диване, в руках альбом с семейными фотокарточками, и слезы беззвучно струились по щекам, капали на руки, на альбом, и это безмолвное страдание испугало Диму.

Он вошел, тихо ступая, сел рядом, но утешать не стал, представляя себе, какой водопад окатит его, если он скажет что-то жалостливое.

Он осторожно, как будто не замечая слез, взял у нее альбом и стал перелистовать к началу.

На первых страницах были школьные фотографии, и Дима касаясь пальцами лиц на выцветших поверхностях, глуховатым тихим голосом стал рассказывать Свете обстоятельства, при которых была снята та или иная фотография и которые остались за кадром, стараясь выбирать веселые моменты.

Светлана вслушивалась в жизнь своих родителей, которая происходила задолго до нее появления на свет, и постепенно слезы высохли и только две бороздки на щеках напоминали о них.

А Дима говорил и говорил, и сам увлекся, и дошел до выпускных фотографий и рассказал и про подсказку, и про то, что только на выпускном Лида узнала правду, и Света уже улыбалась, и вот уже и свадебные фотографии, и Света берет инициативу в свои руки и теперь она рассказывает Диме о своих родителях, о вечеринках, где она маленькая на коленях матери, а Наталья где-то гуляет, потому что выросла.

И посреди рассказа, Света вдруг остановилась и сказала:

- А знаешь, папа ведь очень любил маму. Наверное, больше, чем нас.Я даже ревновала. А мама нет, для мамы всегда мы на первом месте были, даже не знаю, кто первее был, я или Натка. И никогда бы я не подумала, что между мамой и папой когда-то другой человек стоял, казалось, вот они учились вместе, дружили и поженились. И так и идут по жизни.

- А про меня не говорили? - вдруг спросил Панин. Сердце у него замерло.

- Говорили, я знала, что у них был школьный друг, но потом уехал в Москву и там остался, и что-то случилось, и навестить этого друга было нельзя.

А потом как-то мы с мамой шли и встретили бабушку Тоню, мама её тетей Тоней называла, и они долго стояли, я устала ждать, когда они закончат разговор. А вечером мама сказала папе: "Я Димину маму встретила, очень она тоскует здесь одна, хочет к Димке перебираться", и я поняла, что это мама их друга, твоя мама.

Вот и всё, что я о тебе знала тогда.

Света замолчала, и по ее лицу Дима понял, что она опять проваливается в трясину отчаяния, из которого он ее только что вытащил.

Раздался резкий пронзительный звонок, Дима и Света замерли от неожиданности, и тогда заскрежетал ключ в замочной скважине.

- Наташка приехала!

Света побежала в прихожую к сестре, Панин вышел за ней.

Наталья, розовая от ветра, подставила Диме щеку и, касаясь губами шелковистой кожи дочери и ощущая слабый запах знакомых духов, Панин почувствовал радость и облегчение.

Как будто почувствовала, что Светке плохо, подумал он.

28

Среди всех этих забот звонок из забытого в суете сегодняшних будней прошлого оглушил Диму.

Пронин позвонил поздно вечером.

Настолько далеко Дмитрий был на тот момент от того, чтобы услышать его голос по телефону, что долго не мог понять, кто этот Лёня, и что ему нужно.

- Вы, наверное, ошиблись номером, - сказал он, когда звонящий назвал себя: Леонид Пронин.

- Как ошибся? Почему это я ошибся, - заверещала трубка. - Вы Дмитрий Степанович Панин?

- Да.

- Димка, очнись, что ты совсем всё забыл?

Только тут Дима понял, кто говорит, и замолчал, теперь от растерянности.

- Алло, алло, - надрывался голос в трубке.

- Да, слушаю, - сказал Дима.