Вторая жизнь. Начало (СИ)

Тем не менее с третьей попытки свести жир и грязь с доминошек у меня получилось. Северус внимательно и с интересом наблюдал за моими действиями и даже попытался помочь, в результате чего с одной из костяшек жир исчез вместе с точками. Потом мы взялись трансформировать точки в картинки. Сначала я хотела взять животных, но в процессе трансфигурации поняла, что способностей этого тела без палочки на такое не хватает, поэтому пришлось довольствоваться простыми фигурками: одна точка – чашка, две точки – кубик, три точки – мячик. Мы честно запутались, в результате у нас оказалось ажно три доминошки кукла-машинка, и ни одной мячик-мячик, зато ребёнка процесс увлёк. Он тоже тыкал пальцами в получившиеся картинки, те от его стихийного потока магии начинали плыть, мне приходилось их спасать, а ребёнок нечленораздельно, но эмоционально у-укал и м-мыкал и даже несколько раз невнятно улыбнулся.

К тому времени, как мы закончили трансфигурацию, я вспомнила, что суп давно переварился, а лапшу в него я так и не забросила. Я бросилась к плите, выключила газ, попробовала суп. Да, это был уже суп-пюре, но на вкус нормальный, так что оставим лапшу на следующий раз. Я нашла ложки и глубокие тарелки, налила себе и Северусу. Мальчик переводил непонимающий взгляд с меня на суп и обратно, что я задалась мыслью, готовила ли ему Эйлин или кормила, чем попало? Или в Англии не едят супы?

- Это суп, - я подложила ему под попу сложенное в несколько раз одеяльце, чтобы ему было выше. – Кушай.

Он опустил ложку в суп, попробовал, потом опять попробовал. Судя по его виду, энтузиазма блюдо у него не вызвало, но он был голодным, поэтому признал его съедобным и принялся есть. Я нарезала не первой свежести белый хлеб – увы, с чёрным в странах Запада тяжело – и дала ему ломоть. И он впился зубами в батон, забыв про суп.

- Северус, - я отобрала у него батон, - хлеб кушают вместе с супом. Смотри, вот так, - я откусила кусочек от своего ломтя, а потом отправила в рот ложку супа, прожевала. Он внимательно наблюдал за мной, но послушно повторил. Судя по его виду, так ему понравилось больше, чем голый суп или голый батон.

Я тоже ела и попутно наблюдала за мальчиком.

Движения рук у него были хорошими, развитыми. Он правильно держал ложку, не елозил ею по тарелке, не промахивался мимо рта. Нет, точно не дегенерат – был бы дегенератом, и моторика у него была бы куцей.

Из питья было только молоко, да и то прокисшее, зато нашлись два сморщенных яблока и такая же груша, так что, пока Северус доедал суп, я помыла их, нашинковала, залила кипятком и поставила на плиту вариться. К тому времени, как он отставил пустую тарелку, я откинула компот на дуршлаг, подсластила его, налила в кружку, охладила и дала ребёнку. И увидела такой же недоумённый взгляд, каким он пятнадцатью минутами ранее смотрел на суп.

- Это… - начала я и замолчала.

А как по-английски «компот»? Тело Эйлин этого слова не знало.

- Пей, - вместо этого предложила я. – Это вкусно.

Он попробовал, скривился, пошёл за водой из-под крана, но я перехватила его и посоветовала выпить хотя бы полкружки. Пусть привыкает. Он выпил, сложил грязную посуду в раковину, что-то мымыкнул и пошёл. Я быстро вымыла посуду – холодной водой, горячая здесь не водилась – и пошла инспектировать ванную. Там я тоже убедилась, что в кране имеется только холодная, и мысленно задала своему телу вопрос, где взять горячей. Тело повело меня на кухню к плите. Ясно, кипятим.

Кстати, а где Северус? В доме же везде темно.

Он обнаружился в детской, где сам включил свет и теперь, сидя на кровати, раздевался, собираясь ложиться спать. Слишком самостоятельный ребёнок. Это плохо и говорит о том, что мать им не занималась.

- Подожди ложиться, сынок, - я подошла к нему и, повинуясь странному порыву, взяла его на руки, - мы ещё пойдём помоемся.

- Аиуимуммм…

Легилиментить не хочется – таким маленьким детям это может нанести вред мозгу, а без легилименции его хрен поймёшь. Кстати, я же хотела…

Я отнесла его на кухню. Он не пытался вырваться, но и не прижимался ко мне, не пытался обнимать за шею. Эмпат из Эйлин также был никудышный, но недоумение мальчика я ощущала даже без эмпатических способностей. Видимо, я вела себя совершенно не так, как Эйлин.

На кухне вода ещё не закипела. Я поставила Северуса на табуретку, поближе к свету, вооружилась ложкой и попросила:

- Открой, пожалуйста, ротик.

Миндалины увеличены, почти перекрывают горло, с ними нужно будет что-то делать, но это потом, сейчас меня интересовало другое.

- Подними, пожалуйста, язычок вверх.

Уздечка короткая, но не настолько, чтобы мешать нормально говорить. У моего братишки она ещё короче, но говорит он вполне внятно. Подрезать её Северусу, конечно, можно, но точно не сейчас, а когда я буду уверена, что смогу ювелирно проделать такую работу в непривычном теле и не нанести вреда собственному теперь сыну. Да и без подрезания ясно, что не в уздечке дело. Она может усугублять плохую речь, но не являться причиной того, что четырёхлетний ребёнок умеет только мычать.