Второе дыхание

Метеорологи должны рассматривать воздушную шубу, окутывающую нашу планету, как единое целое. Только тогда можно пытаться предугадать, как изменится давление внутри циклонов и какие ветра это породит.

Меня всегда поражало, как это люди могут не интересоваться физикой. Почему ею пренебрегают в школе, почему так мало людей изучают ее в университете? Слава богу, настроения в обществе потихоньку меняются. Ведь физика изучает незримые, но могущественные силы, которые управляют всей нашей жизнью! Физика – это всемирное тяготение, магнетизм, электричество, тепло и холод, звук и свет, радиоактивность и радио – таинственные силы, которые реально существуют, с чьим действием мы сталкиваемся постоянно. Мощь их безгранична. А я каждый день встречаюсь с ними запросто, как с друзьями.

По поводу наших с Крисом субботних приключений на работе никто ничего не сказал. Похоже, все восторги по поводу благополучного возвращения были исчерпаны после Одина. Наши коллеги держались так, будто ничего особенного не случилось, и меня это вполне устраивало. Что меня не устраивало – так это то, что там, на севере, похоже, никто особо не беспокоился по поводу судьбы исчезнувшего щупа. Когда я им туда позвонил, мне ответили только, что это не мой щуп и не моя машина и никаких сведений они мне сообщать не будут. Я заставил позвонить Криса, но и он ничего не добился: они сказали, что обсуждать причины аварии будут только в его личном присутствии.

– Пусть из Лутона спросят, – посоветовал я.

Но Лутону посоветовали потщательнее допросить самого Криса.

– А это еще к чему? – возмутился Крис.

– К тому, что у себя они этого щупа не нашли, – объяснил я. – И теперь думают, что ты просто не привинтил щуп как следует, и пытаются свалить всю вину на тебя.

Крис надулся. Но Джон Руперт, когда я приехал к нему в Кенсингтон во вторник утром, якобы обсудить будущую книгу, сказал, что протечку масла явно устроили нарочно, и это, несомненно, означает, что кто-то хочет похоронить нас с Крисом.

– У меня у самого самолет есть, – сказал Джон Руперт. – Я уже двадцать лет летаю по выходным и потому представляю, что значит садиться вслепую. Мне бы подобных опытов ставить не хотелось. В прошлом году масло на ветровом стекле погубило четырех человек: они возвращались из Франции и разбились о кентские утесы. Их щуп нашелся на земле в том месте, где они заливали масло перед тем, как лететь домой. Это было во всех газетах.

– Бедолаги, – сказал я. – Да-да, припоминаю.

– Вряд ли можно было предположить, что вы выйдете из этой переделки живыми-здоровыми, – уверенно заявил Руперт.

Дверь бесшумно отворилась. Явился Призрак. Он протянул мне руку с набухшими жилами и доел единственное имбирное печенье, забытое Рупертом.

– Новости? – лаконично спросил Призрак, хрустя печеньем. – Мысли?

– Кроме попытки убийства с помощью масла… – сказал Руперт.

– Поскольку оба остались живы, – сухо заметил Призрак, – никто не станет рассматривать этот инцидент как покушение…

Тут он прервался и напрямик спросил у меня:

– Могло ли это быть случайностью?

– Разве что кто-то посторонний случайно залез в мотор. Похоже, те, кто ведет расследование, склоняются именно к этой версии.

– Но вы так не думаете?

– Нет.

– Потому вы и вернулись к нам?

Я растерянно моргнул.

– Да, наверно…

Призрак улыбнулся. Улыбочка у него была жутненькая: она сулила нечестивцам долгие мучения в аду.

Я сказал:

– Я не знаю, кто именно вытащил щуп, но я привез список тех, кто мог это сделать.

Они прочли список.

– Все из Ньюмаркета, – заметил Призрак. – Все, кроме последнего, Робина Дарси.

– Я думаю, это не он, – сказал я.

– Почему же?

– Он пожал нам руки, обоим. По отдельности.

– У вас, батенька, устаревшие представления, – сказал Призрак. – Впрочем, во времена Шекспира было то же самое. Человек может мило улыбаться и при этом быть подонком.

– Мне не хочется, чтобы это был Дарси, – признался я.

– А-а! – понимающе кивнул Призрак. – Нутром, значит, чуете. Ну что ж, нутру, пожалуй, иногда можно верить.

Джон Руперт внимательно изучал список.

– Расскажите нам об этих людях, – попросил он. – Что вы можете сказать о Каспаре Гарви? И о Белладонне, его дочери?

Я сам удивился, как много я успел узнать о каждом из них. Мне потребовалось не меньше часа, чтобы подробно обрисовать трепетного Оливера Квигли (в старом и новом свете), Джорджа Лорикрофта, самодовольного хама, который считает своим законным правом шпынять свою куколку-жену, хотя жена его на самом деле далеко не настолько безмозглая, как он думает или желает думать. Она уже кое о чем догадалась и знает теперь слишком много, хотя и недостаточно, а потому ей грозит опасность, но она об этом и не подозревает.

– Я не думаю, что щуп – дело рук Гленды, – продолжал я, переведя дух. – Не думаю, чтобы ей была выгодна наша с Крисом смерть. Наоборот, Гленде мы нужны живыми – ей нужны метеорологи, которые помогли бы ей проверять ее подозрения.

Я объяснил про нестыковки со снегом и морозом в рассказах Лорикрофта.

Призрак внимательно слушал. Джон Руперт коротко сказал:

– Продолжайте.