Второе поколение

Китиара пробормотала что-то насчет того, что не слишком доверяет суждениям беззубых старых ведьм, но подчинилась — она и в самом деле была очень больна. Ведунья хотела увезти ее в свой дом, но я сказала, что сама буду ухаживать за ней. Может, это было и глупо, но я чувствовала себя такой одинокой… и к тому же в вашей сестре было что-то такое, что заставляло восхищаться ею.

Карамон мрачно кивнул.

Сара неловко улыбнулась и пожала плечами:

— Она была сильна и независима, она была такой, какой, возможно, могла бы стать я, если была бы немножко смелее. Словом, она осталась у меня. У нее и в самом деле была лихорадка. И потом, она действительно ненавидела плод, зреющий в ее утробе, и не хотела, чтобы он появлялся на свет.

Я ухаживала за ней. Она пролежала месяц или около того. В конце концов ей полегчало. Лихорадка измотала ее, она была такой слабой — вы сами хорошо знаете, как это бывает после долгой болезни. — Сара вздохнула. — Первое, что она спросила, когда немного поправилась: не сыщется ли у ведуньи какого-нибудь средства, чтобы избавить ее от ребенка.

Старуха сказала Китиаре, что уже слишком поздно. Китиара пыталась спорить, но была еще слишком слаба. Но она по-прежнему не хотела ребенка.

Она считала дни до его появления на свет и повторяла:

«Как только этот ублюдок наконец вылезет из меня, я смогу уйти».

Карамон издал странный звук: нечто среднее между смешком и фырканьем.

Тика вздохнула.

— Время родин приближалось. Китиара уже совсем выздоровела, и это было очень хорошо, потому что роды оказались долгими и тяжелыми. Два дня промучилась она в схватках и наконец разрешилась младенцем. Это был чудесный мальчишка — здоровый и крепкий. Сама же Китиара была чуть ли не при смерти. Старая знахарка невзлюбила ее — хоть и ухаживала за нею на совесть — и прямо сказала ей, что Китиара не протянет и нескольких дней и что она должна сказать кому-нибудь, кто отец ребенка, чтобы его могли разыскать и отдать новорожденного сына.

И вот, в ночь после родин, когда Китиаре стало совсем плохо и она подумала, что умирает, она шепнула мне имя отца. Но взяла с меня клятву, что я никогда не скажу ему об этом. Еще она заставила меня поклясться памятью моей матери, что я исполню ее просьбу. «Отнеси этого мальчишку моим братьям. Их зовут Карамон и Рейстлин Маджере. Они воспитают из него настоящего мужчину. Карамон постарается, я знаю». Я обещала ей исполнить все. В тот час я пообещала бы ей луну с неба. Я была уверена, что она не доживет до утра. «Можешь ты дать мне что-нибудь, чтобы твои братья поверили моим словам, когда я принесу им ребенка? — спросила я ее. — Какую-нибудь безделушку, о которой они точно знают, что она твоя?» — «У меня нет безделушек. Все, чем я владею, — мой меч. Отнеси его Карамону и скажи ему… скажи ему… — Она обвела комнату тусклым взором, взгляд ее остановился на ребенке, вопившем в колыбели у очага. — Мой маленький брат когда-то кричал так же пронзительно,

— прошептала она. — Бедный Рейстлин, он вечно болел… И тогда Карамон пытался отвлечь его забавными тенями на стене. Вот так. — Она подняла исхудавшую руку, сложила пальцы, и на стене появилась голова зайца. — И тогда Карамон говорил:

«Смотри, Рейст, зайчик!"»

Карамон шумно вздохнул. Тика нагнулась к самому его уху и что-то прошептала. Сара, глядевшая не на них, а на уголья в очаге, подняла голову и покраснела.

— Простите. Я увлеклась своими воспоминаниями, забыв о том, что они гораздо больше ваши, чем мои. Я просто хотела…

— Ничего, ничего, — махнул рукой Карамон. Лицо его было бледно, но он улыбался. — Воспоминания — тяжелый груз, особенно когда они… появляются вот так, внезапно, среди ночи. Но теперь я верю вам, Сара Дунстан. И прошу простить, что не верил до этой минуты. Такое могли, конечно, рассказать, только Кит… или Рейст…

Сара обхватила ладонями горячую кружку, грея пальцы.

— Что ж, в ту ночь Китиара, конечно, не умерла. Ведунья ворчала, что злая девчонка, наверное, продала душу Такхизис, коли сумела выжить. Позже я часто думала над этими словами, особенно, когда до меня доходили слухи о том, что Китиара снова избегла неминуемой смерти, сама убив многих. Быть может, и в самом деле такой ценой выкупала она свою душу у Властительницы Тьмы — в обмен на чужие. Наверное, поэтому Такхизис позволила ей уйти.

— Что за ужасные вещи вы говорите! — поежилась Тика.

— Ужасные или нет, но я видела, как это делается, — тихо отозвалась Сара. Карамон и Тика взглянули на нее с внезапным страхом — словно впервые вспомнив, откуда она пришла, всадница в синем плаще, сколотом черной лилией смерти.

— Вы сказали, ребенок выжил, — нарушил молчание Карамон. — Кит оставила его у вас?

— Да. Вскоре она почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы уйти.