Второе пришествие в гневе

Все экипажи имели строгий приказ: если назначенные им цели будут закрыты облаками, они «ни при каких обстоятельствах» не должны были бомбить Хиросиму, Киото, Кокуру и Ниигату. Все другие города Японии были в их распоряжении.

Начались первые вылеты. Один бомбардировщик из-за аварии двигателя был вынужден сбросить бомбу в море. Пять — отбомбились над указанными целями. Четыре — из-за густой облачности вынуждены были искать альтернативные цели.

* * *

Аллен Даллес встретился с Генри Стимсоном в Потсдаме. Он решил лично передать военному министру то, что услышал от банкира Якобссона, а также о своем собственном предложении: Америка сможет позволить Императору Хирохито остаться на троне, если тот публично предпримет шаги к окончанию войны. Стимсон одобрил действия Даллеса, но выразил сомнение в том, что «искатели мира» в столь далекой от Японии Швейцарии могут представлять официальную точку зрения Токио.

Через два дня, 22 июля, Стимсон доложил президенту Трумэну в Потсдаме, что, согласно полученной из Вашингтона депеше, «урановая бомба будет применена в августе при первой же благоприятной возможности».

Затем Стимсон проинформировал Черчилля об успешных испытаниях в Аламогордо. Черчилль прокомментировал это событие следующим образом:

— Чем является порох? Тривиальностью. Чем было электричество? Бессмысленностью. А атомная бомба — это Второе Пришествие во Гневе.

Стимсон сообщил британскому премьеру также о том, что Трумэн намерен, не вдаваясь в подробности, сообщить об атомной бомбе Сталину. Черчилль согласился с тем, что нынешняя ситуация «должна быть использована в качестве аргумента на переговорах в Потсдаме»,

Атомная бомба, по мнению Черчилля, была «ниспосланным чудом», благодаря которому отпадет необходимость во вторжении на Японские острова, а войну можно будет закончить «одним или двумя мощными ударами». Теперь можно и не прибегать к помощи Сталина в попытке поставить Японию на колени.

Британский премьер позднее вспоминал, что, хотя решение о применении атомной бомбы было принято Трумэном, он, Черчилль, был полностью согласен с этим. «Решение применять или не применять атомную бомбу никогда не было предметом спора. Все за круглым столом в Потсдаме единодушно с ним согласились», — вспоминал позднее Черчилль.

Было решено только перед применением бомбы еще раз предложить Японии капитулировать.

* * *

Так же, как и каждое утро, фельдмаршал Хата, одетый в кимоно, помолился у домашнего синтоистского алтаря. Закончив молитву, Хата переоделся и приступил еще к одному своему ежедневному ритуалу: работе в саду. Ему было шестьдесят пять лет, и фельдмаршал хотел оставаться в хорошей форме.

Затем Хата вернулся в дом и переоделся в военную форму, на столе его уже ждал доклад об обстановке за ночь, подготовленный подполковником Ойя, фактически занимавшим пост начальника разведотдела штаба фельдмаршала. Ознакомившись с обстановкой и попив чаю, Хата поехал в свой штаб в горе Футаба.

Большинство офицеров в Хиросиме ездили на службу верхом. Свидетелями этого конного парада являлись сотни горожан, направлявшихся в этот час на работу. Лошади, как и их хозяева, резко отличались от горожан тем, что были упитанными и ухоженными, гладкими и лоснящимися. Особенно выделялся конь корейского принца, подполковника РиГу, прикомандированного к штабу фельдмаршала Хата. Это был прекрасный снежно-белый жеребец. Красивый юный принц, изящно державшийся в седле, напоминал о тех днях былой славы, когда императорская кавалерия сметала все на своем пути.

Мэр Хиросимы Авайя и его помощник Кацумаса Маруяма шли на работу пешком. По пути они обсуждали вопрос, что делать с находившимися в Хиросиме детьми? Многие из них, едва начав ходить в школу, были вынуждены идти работать. Маруяма считал, что все дети должны быть эвакуированы из Хиросимы.

Еще в приемной ратуши мэра и его помощника окружила толпа просителей. Сыпались просьбы о распределении продовольствия, жалобы на нехватку топлива и бомбоубежищ, на растущее число детей-сирот, до которых почти никому не было дела.

* * *

Через шесть дней подполковник Ойя был вызван на доклад к генералу Арисуе в Токио. Ойя доложил генералу о всех мероприятиях фельдмаршала Хата по превращению всего юго-западного сектора обороны Японии в неприступный редут, который станет могилой для всех захватчиков.

Генерал Арисуе хотел бы, чтобы район вокруг Токио также был приведен в столь же высокое состояние готовности. Было уже 27 июля. Столица Империи и ее окрестности лежали в обугленных развалинах. Промышленные предприятия были либо разрушены, либо парализованы нехваткой рабочей силы и сырья. Воздушные налеты бомбардировщиков B-29 вынудили многих жителей бежать из столицы, уменьшив население Токио с семи до менее четырех миллионов человек.

Доклад подполковника Ойя был прерван появлением рассыльного с узла связи, который принес давно ожидаемое коммюнике из Потсдама. не скрывая волнения, генерал Арисуе стал читать перевод Потсдамской Декларации — наиболее важного сообщения, полученного Японией от Союзников в течение войны.