Второе рождение (СИ)

Прежде, чем снять полицейскую форму — покрутилась в ней перед зеркалом. Форма уже подпорчена, полностью отчистить пятно не удалось. Поэтому её разрешили оставить. А поскольку на ней нет никаких знаков отличий — можно спокойно выходить в ней в город. Это не будет расценено, как незаконное ношение форменной одежды силовых структур. Так они объяснили. А ещё очень захотелось снова позвонить маме. Но сперва сняла форму… И ещё немного повертелась перед зеркалом. Если бы не тонкие полоски на стыках частей оболочки и по краям сервисных крышек — можно было бы выдать себя за живую. Купальник, если что, придётся носить закрытый. Но фигурка, действительно… Вспомнила фото сексодроида, которое видела где-то в рекламе. Дожилась. Похожа на искусственную куклу для секса. Пустышки, умеющие поддерживать разговор и обниматься. Даже передёрнуло. Влезла в халат и улеглась на кровать.

— Алло, мам.

— Надюшка? Ты?

— Да, я.

— Мне приехать за тобой?

— Мам, пока не надо. Меня ещё не выписывают.

— Уж больно долго. Ты что-то от меня скрываешь.

— Мам, я стала красивее. Со мной тут пациенты заигрывают. Ты не будешь сердиться?

— Смотри, дочка, в подоле не привези.

— Не переживай. Тут с этим строго. Мам. Может быть — мне в полицию пойти работать?

— Дура ты, Надька. Кто тебя туда возьмёт без образования? Как выпишут — езжай домой. Хватит летать — в поле ветер, в жопе дым.

— Мам, приеду. Обязательно. Я по тебе соскучилась. Но ты мне скажи без повышения громкости — что я буду в посёлке делать такая красивая? Коровам хвосты заворачивать?

— Я их сильно заворачиваю? Говорила тебе, непутёвая — поступай на высшее. А ты всё раздумывала — куда идти.

Подняла ногу и пошевелила пальцами. Они с упрощённым приводом, так что шевелятся только все вместе.

— Мам, я и правда была дура. Наверно — мне надо было через всё это пройти.

— Хочешь сказать — поумнела?

— Кажется — да.

— Когда кажется — крестятся.

— Когда крестятся — ещё больше кажется. Мам. У меня тут такие интересные соседки есть, что жалко выписываться. Сейчас подумала — если возьмут медсестрой, то я останусь.

— Для этого тоже образование надо. Не догадалась?

— Ладно, мам. Если что — работу найду. С моей мордашкой это теперь проще.

— Надька, ты серьёзно что ли красавицей писаной стала?

— Ой, мам, сама не налюбуюсь. Я же говорила: приеду — не узнаешь. Сама-то как?

— Чудесно. Седые волоски дёргаю, которые мне дочка обеспечивает.

— Мам, ну я же не специально. Так само вышло.

— Вечно у тебя всё само выходит. Только обычно боком.

— Мать, вот я сейчас даже спорить с тобой не буду.

— Надька, ты что — и впрямь поумнела?

— Раза в два. Только не говори, что ноль на два — тоже ноль.

— Да, уж считать тебя в школе научили. Я тут сама уже дни считаю. Хоть звони почаще.

— Ладно. Мам, а как думаешь — с полицейской формы трудно пятно отчистить?

— Кому это ты форму уделала?

— Задержанному полудурку нечаянно морду разбила, а он на меня зуб выплюнул. Теперь висит китель на вешалке с пятном — жалко.

— Надька! Ты что несёшь?! Ты где?! Ты чего молчала?! Ты как в больницу-то попала?! Надька!

— Мам, приеду — всё расскажу. Пока.

— Надька! Стой, Надька! Какой китель?! Какой задержа…

Отбой разговора.

* * *

Из окна видно, как Надежда бегает по двору. У неё нормальная женская пластика движений. Трудно даже подумать, что скрывается за этой лёгкостью и грацией. Похоже — она имеет успех у мужской части пациентов. Впрочем — в силу специализации клиники — мужчин среди пациентов намного больше. Чаще всего попадают военные, спасатели. Те, кто часто рискуют жизнью. В таких опасных профессиях женщин мало. Много попадает с запущенными болезнями. И здесь у женщин есть преимущество — они внимательнее следят за своим здоровьем. Да и несчастные случаи чаще случаются не с женщинами. Если не изменяет память, Надежда — первый в стране киборг такого уровня на основе женщины. И одна из немногих в мире. Поэтому с ней особенно тяжело. И хочется надеяться, что её опыт потребуется не скоро.

Короткий взгляд на часы. Скоро должен проснуться после наркоза новичок. Молодой парень, десантник. Доставлен самолётом из очередной горячей точки где-то на Ближнем Востоке. Военные любят хранить тайны, но кое-что им приходится сообщать. Парень подорвался на кустарной мине небывалой силы. Бронекостюм, рассчитанный на взрыв обычной противопехотной, спас его жизнь, но не спас ноги. С момента подрыва парень был без сознания, так что новость будет для него ужасна. Для таких в больнице и нужен психолог. На столе лежит планшет с его краткой характеристикой. Кажется — с ним будет тяжело.

Поднялся в палату. Его не стали помещать в отдельную. Соседи зачастую помогают больше, чем уговоры психолога. Ждать пришлось недолго. Веки дёрнулись и медленно поднялись.

— Где я? — спросил парень тихим хриплым голосом.

— Считай — уже дома.

— Почему?

— Потому что в следующий раз будешь внимательно смотреть под ноги. И не рассказывай тут сказки, что в шестом Ратнике плохо видно. Я в четвёртом два года отбегал — всё там отлично видно.

— Мать твою. Что произошло? Где пацаны?