Второе счастье

А сейчас из прошлого выплыл ещё и какой-то Боб — судя по всему, бывший бойфренд, который до сих пор считал Аллу своей собственностью. У этого Боба имелись приятели — они каким-то образом избежали армейской службы и пытались строго блюсти нравственность его избранницы. Мне повезло, что меня не покалечили, но, видимо, у этой гоп-компании был свой подход к беседе с потенциальными женихами. Одиссей, помнится, сразу расстреливал претендентов на руку Пенелопы из лука, а эти поначалу предупреждали и давали время собрать манатки.

Можно было и отступить, и вряд ли меня кто осудил — истинную причину разрыва отношений буду знать только я и эти хлопцы. Конечно, Алла обидится, её бабушка тоже будет недоумевать, Казах с Дёмой посмеются на моим краткосрочным романом — но всё это можно было пережить. Вот только именно я сам, проживший долгую жизнь, хорошо понимал, что в реальности означает выражение «потерять лицо». Японские самураи в таких ситуациях, если на их честь падала хотя бы тень подозрений, без колебаний делали харакири. И пусть на самом деле всё было гораздо сложнее, конечно, но упертые традиционалисты водились и в Японии.

Я упертым традиционалистом никогда не был, но от объяснений этой ситуации самому себе мне сводило живот хуже, чем от ударов любых из друзей этого Боба. Что я должен сказать, чтобы принять эту ситуацию? Извини, мне лень разбираться с бывшими любовниками Аллы, пусть она сама как-нибудь, а там посмотрим? После такого обычно плюют в рожу, разворачиваются и уходят. Я тоже буду в себя плеваться — каждый раз, как увижу своё отражение в зеркале. И дело не в том, кто кого спас или приручил. Просто иногда отступить невозможно. В первый жизни я каким-то образом избежал подобных ситуаций. Но теперь, похоже, судьба отыгрывается за все пропущенные мною возможности потерять лицо и самого себя.

Я отбросил окурок и решительно двинулся обратно к метро.

* * *

Разумеется, к метро я отправился не затем, чтобы навсегда уехать из жизни Аллы. Просто там была аптека, и она ещё работала. Молоденькая и страшненькая продавщица слегка удивилась моей покупке, но промолчала. Впрочем, любопытство свойственно и юным фармацевтам, поэтому приняв деньги и рассчитав меня, она всё-таки не выдержала, и спросила, зачем мне пять стограммовых упаковок марганцовки. Я объяснил, что с его помощью можно легко отстирывать детские пеленки, и это была чистая правда.

Когда у нас с первой женой родился ребенок, теща категорически запретила мне пользоваться их стиральной машинкой — мол, младенческое говно обязательно испортит импортную технику. Женщиной она была своенравной и скандальной, боялась только мужа, а дочь держала в ежовых рукавицах, поэтому та в наш спор предпочла не влезать, но и брать на себя стирку в силу недавних родов не могла. На поддержку тестя я тогда рассчитывать не мог — мы и с ним были на ножах, — а потому молча, до кровавых мозолей на пальцах, отстирывал фланелевые и ситцевые простынки ручным способом.

Мои страдания заметил наш алхимик — преподаватель аналитической химии, добрейший профессор Иван Семенович. Вернее, он был добрейшим ровно до зачета, и горе тем, кто неправильно определял титр раствора. Но во время семестра он относился ко всем студентам с некоторым участием и как-то поинтересовался причиной ужасного состояния моих пальцев. Я выложил ему всё, он сокрушенно покачал головой и посоветовал очень простой способ сохранения рук и душевного равновесия. Нужно было смыть с пеленок коричневую субстанцию, замочить их в растворе марганцовокислого калия, а потом просто прополоскать. Несколько дней я подбирал нужную концентрацию, а потом лишь пользовался плодами науки, удивляя тёщу своим бодрым видом и каким-то непомерным расходом пеленок — их ткань не была предназначена для регулярного контакта с агрессивным веществом. Но меня подобный размен вполне устраивал.

Продавщица проглотила эту историю и прониклась трудностями отцовства. А я вспомнил, как в начале девяностых эта марганцовка тупо пропала из аптек. Убрали её примерно по той же причине, по которой я её сейчас купил.

Дело в том, что перманганат калия был чудо-окислителем; из-за этого, кстати, и с пеленками происходили всякие нехорошие вещи. При нагревании он как сумасшедший выделял кислород — в таких количествах, что горело даже то, что теоретически не может гореть. При вдумчивом подборе наполнителей можно было достичь самых разных результатов — от эффектного, но безопасного хлопка до настоящего взрыва с хорошим бризантным действием. Нам про это рассказывали на курсе неорганической химии, но скрывали суть за нагромождением безумных формул и задач с запутанными условиями, поэтому многие оставались в неведении. Мне же всё это попалось потом в интернете — и я очень удивился, когда выяснил, что спустя столько лет что-то ещё помню[10].