Второе восстание Спартака

– Дела не шьются. Дела заводятся. При наличии достаточно веских оснований, каковых в вашем случае предостаточно...

«Да это же и есть язвенник! – стукнуло Спартаку в голову. – Ну, предположим, не совсем такой, каким мысленному взору рисовался, не похож на обладателя застарелой хронической хворобы, и лицо не брюзгливое, но это именно он и есть...»

– И какие же основания?

– Этот человек вам известен? – резко спросил майор, выбросив вперед руку с фотокарточкой.

Щуку Спартак опознал с полувзгляда – вот только на снимке Щука был запечатлен не в штатском, а в форме с тремя шпалами подполковника на петлицах, и на груди у него красовалась Красная Звезда, два Красных Знамени, медаль в честь двадцатилетия РККА, разлапистый монгольский орден и какие-то значки...

– Известен, – сказал Спартак. – Как зовут, не знаю. Там... там, где мы встречались, он кличкой именовался.

– И вы участвовали в его убийстве?

– Да ничего подобного! – сказал Спартак. – Я его пальцем не трогал, все без меня произошло... Значит, дело было так...

– Подождите, – бесстрастно прервал майор. – Дойдем и до этого. Всему свое время. Сначала – неизбежные формальности. Итак, вы – Спартак Романович Котляревский, бывший лейтетант Красной Армии, пилот особой эскадрильи дальнебомбардировочной авиации...

– Извините, почему это я – бывший? – спросил Спартак не самым дружелюбным тоном. – Меня вроде бы звания не лишали...

– А где ты три с полтиной года отсиживался? – запальчиво встрял капитан. – Лешим по болотам?

Не глядя на него, обращаясь исключительно к майору, Спартак сказал громко, стараясь не сбиться на базарную истерику:

– Товарищ майор...

– Гражданин майор, – жестко поправил Плещеев.

– А, гражданин так гражданин... Хрен редьки не слаще.

– Я понимаю, что за без малого четыре года ваших... приключений вы несколько отвыкли от общепринятых правил, – с металлом в голосе сказал майор. – Но советую побыстрее привыкнуть вновь... Ко мне вам следует обращаться исключительно «гражданин майор». Разумеется, вы вольны рвать рубаху на груди и обзывать меня как-нибудь цветисто: легаш, мусор... как там еще? Одно подчеркиваю: вы не имеете права на обращение «товарищ». И вам следует обращаться к нам исключительно «граждане».

– Прощеньица прошу, граждане... – поклонился Спартак. – Так вот, гражданин майор, к сведению вас и гражданина капитана: нигде я не отсиживался. Ни лешим на болоте, ни примаком в деревне. Я воевал три с половиной года, ясно вам? С немцами воевал. Я немцев резал вот этими руками. Последнего – не далее как три дня назад. И делайте со мной что хотите, но не говорите, будто я отсиживался... Немцев я резал у них же в тылу, понятно вам?

– Понятно, – заверил майор. – Об этом мы тоже поговорим. Хочу уточнить сразу: то, что вы резали немцев, расценивается как смягчающее обстоятельство, но ни в коей мере как разновидность героизма. Восхищаться вашими ратными подвигами мне как-то не с руки, уж не посетуйте.

Его холодный, уверенный тон, так напоминавший речь вымышленного язвенника, отчего-то подействовал на Спартака, словно холодный душ. Начни они лупить кулаками по столу, а то и по зубам, материться и угрожать, было бы, честное слово, легче. А сейчас Спартака гнул в три погибели именно этот бесстрастный голос, таивший в себе определенную брезгливость. Согнувшись на жестком стуле, Спартак произнес, расслышав в собственном голосе явно просительные нотки:

– Я воевал почти четыре года... Честно воевал.

– Я вовсе не говорю, что вам не верю, – ответит Плещеев. – Кое-какая информация, имеющаяся в моем распоряжении, ваши слова подтверждает. Только есть тут немаловажные нюансы, гражданин Котляревский... Вопрос заключается еще и в том, где

вы воевали. А воевать вы начали в рядах безусловно антикоммунистической организации, именующей себя Армия Крайова. Если меня не подводят глаза, вы и сейчас щеголяете в мундире данной организации с соответствующей надписью на рукаве и знаками различия...

– Но я же с немцами воевал!

– Я это уже слышал, – сказал майор. – Не в том дело. Позвольте вам напомнить, что, перед тем как стать поручиком Армии Крайовой, вы числились в рядах РККА. Имели офицерское звание, принесли соответствующую присягу. С воинскими уставами, смею думать, знакомы – в том числе и с тем их разделом, который дает правовое определение таким понятиям, как дезертирство.

– Но...

– Если вы вновь собираетесь уточнять, что воевали с немцами, это бессмысленно. Поберегите свое и наше время. Еще раз вам говорю: никто не сомневается, что вы воевали с немцами. Но вот нюансы, Котляревский... Устав, быть может, написан казенным языком, оскорбляющим тонкий музыкальный слух, но хорош он в первую очередь тем, что все там подробнейшим образом разложено по полочкам и каждый поступок классифицирован с точки зрения законов и порядков советского государства. Лицо, самовольно оставившее свою часть, считается дезертиром.

– Я не самовольно...