Второго Рима день последний

Несмотря на то, что изготовлена она, несомненно, заранее и собрана на месте из готовых частей, но даже только сборка её в течение одной ночи – чудо технического искусства и организации. Сама по себе башня – никакая не новость. Такие осадные башни использовались с тех пор, как на свете появились стены. Но величина её достойна уважения. Она превышает размерами все известные башни, описанные ещё древними греками и римлянами. И не будь рва, турки смогли бы подкатить её к самой стене и использовать как прикрытие для тарана.

Осмотрев осадную башню, Грант повернулся и отошёл, так как не увидел в ней ничего интересного. Но Джустиниани скрежетал зубами и тряс головой. Особенно его задевал тот факт, что можно построить башню прямо перед его участком стены, и никто этого не заметит.

– Дождёмся следующей ночи,– грозился он. – То, что человек построил, человек может и уничтожить.

Но огромная башня, извергающая огонь, ядра, стрелы и камни, гудящая от собственной колоссальной мощи, столь ужасна, что ему никто не верит. Кесарь бессильно плачет, потому что множество греческих работников гибнет под каменными глыбами. Пока над наружной стеной господствует эта башня, отремонтировать её будет невозможно.

В полдень тяжёлым орудиям турок удалось разбить одну из башен большой стены почти напротив их собственной осадной башни. При этом рухнул значительный участок стены, погребая под собой защищавших её латинян и греков.

Пока командиры думали, как справиться с этим ещё небывалым несчастьем, Джустиниани набросился на Нотараса, требуя, чтобы тот отдал ему обе тяжёлые пушки, которые стояли на портовой стене и время от времени с незначительным успехом обстреливали турецкие галеры на другой стороне Золотого Рога.

– Мне нужны пушки и порох для защиты города,– сказал он. – В порту слишком много ценного пороха истрачено напрасно.

Нотарас холодно возразил:

– Пушки мои, а за порох плачу я сам. Потоплена одна галера, многие повреждены. Если хочешь, я буду экономить порох, но пушки в порту необходимы, чтобы держать турок на расстоянии. Ты сам знаешь, что портовая стена – самый слабый участок обороны.

Джустиниани крикнул:

– И какой, к чёрту, прок от венецианских кораблей, если они не могут обуздать турок в самом порту! Твои аргументы – это выверты и чепуха. В действительности, ты хочешь ослабить оборону на наиболее критическом участке, который находится именно здесь. Не думай, что я тебя не знаю. Твоё сердце черно, как борода султана.

Кесарь пытался примирить их.

– Во имя Христа, дорогие братья, не усугубляйте наше положение ещё больше, ссорясь без всякой пользы. У вас обоих намерения самые благородные. Мегадукс Нотарас спас город от гибели, когда турки пытались сделать подкоп под стены. Если он считает, что пушки необходимы в порту, мы должны с ним согласиться. Пожмите же друг другу руки, братья, ведь все мы сражаемся за общее дело.

Джустиниани ответил резко:

– Я готов пожать руку самому дьяволу, если он даст мне порох и пушки. Но мегадукс Нотарас не даёт мне ничего.

Лукаш Нотарас тоже не проявил желания пожать руку Джустиниани. Он отошёл оскорблённый и предоставил кесарю и Джустиниани самим продолжать военный совет.

Когда я понял, что КОНЕЦ уже близок, моя гордость надломилась. Я побежал за Нотарасом, остановил его и сказал:

– Ты хотел поговорить со мной наедине. Или уже забыл?

К моему изумлению, он приветливо улыбнулся, положил руку мне на плечо и сказал:

– Ты вывалял честь моего рода в грязи и взбунтовал дочь против отца, Иоханес Анхелос. Но мы живём в недоброе время, и я не могу позволить себе заниматься раздорами. Моя дочь мне дорога. Её мольбы меня смягчили. Только от тебя теперь зависит, смогу ли я простить твоё, достойное латинянина, поведение в этой ситуации.

Не веря собственным ушам, я спросил:

– Ты действительно позволишь мне снова встретиться с Анной, твоей дочерью и моей женой?

Он нахмурился.

– Не называй её пока своей женой. Но встретиться с ней и поговорить ты можешь. Да, лучше пусть она сама скажет тебе мои условия. Она дочь своего отца, и я доверяю её рассудку, хотя ты и сумел на какое-то время заморочить ей голову.

– Благослови тебя бог, Лукаш Нотарас,– воскликнул я от всей души. – Я плохо подумал о тебе и о твоих намерениях. Но, всё же, ты оказался настоящим Греком.

Смутившись, он улыбнулся и сказал:

– Конечно, я настоящий грек. Надеюсь, что и ты окажешься таковым.

– Когда и где я могу с ней встретиться?– спросил я, чувствуя, как дыхание перехватило у меня в груди при одной мысли об этом.

– Возьми моего коня, если хочешь, и скачи к моему дому прямо сейчас,– сказал он дружелюбно и громко рассмеялся. – Думаю, что моя дочь уже несколько дней ждёт тебя с нетерпением. Впрочем, небольшая разлука полезна вам обоим и лишь слегка вас остудит.