Второй ошибки не будет

С другой стороны, и без младших братьев обойдутся, ведь Пылесос не дремлет, там и ее фотография тоже есть, с восхвалениями, которые она, старая лоховица, наверняка приняла за чистую монету, и завтра прямо с утра, лопаясь от гордости, прикнопит статью на стенд «Ими гордится школа». Или на «Наши чемпионы», если на первом месте вдруг не окажется. Может, ради такого дела даже школьное радио включит, которое обычно оживает только по большим праздникам.

Самое лучшее, что можно придумать сейчас, – это заболеть. Недельку хотя бы профилонить, а там ребята про нее забудут, потому что над тем, кого нет, издеваться неинтересно.

Надо сказать, что у нее болит голова и тошнит, и мама разрешит не ходить в школу, насчет здоровья она уступчивая. Только сначала придется посидеть с кислым видом за ужином, чтобы точно поверили.

Пока Ксюша прикидывала, как разыграть свою симуляцию, мама сама вошла к ней в комнату.

– Ксения, нам надо поговорить. Помнишь, ты ходила к следователю?

Ксюша кивнула.

– Так вот, это была, оказывается, неофициальная беседа. Чтобы закрепить твои показания, тебе нужно расписаться в них в моем присутствии. Следователь оказался так любезен, что сам заедет к нам сегодня вечером.

– Хорошо.

– Тебе надо расписаться, где он укажет, и все.

– Ладно.

– И ни в коем случае не задавай лишних вопросов.

– И не собиралась.

– Он указывает тебе ручкой, ты молча расписываешься, и на этом ваше общение заканчивается.

– А что еще-то? – удивилась Ксюша.

– Учти, в протоколе будет написано не совсем то, что ты говорила.

– В смысле?

– Ксения, я приложу все силы к тому, чтобы тебя не вызывали в суд для дачи показаний, но, если вдруг без тебя будет все-таки не обойтись, учти, что ты должна будешь говорить по протоколу. Следователь встретится с тобой еще раз и проинструктирует…

– Да я и так прекрасно помню, как все было!

– А надо будет говорить, не как было, а как надо!

Ксюша удивилась. Она хоть и не особенно внимательно слушала на уроках обществоведения, но все-таки уяснила, что ложные показания давать нельзя, это не только плохо и аморально, но и является уголовным преступлением. И мама всегда учила ее говорить правду, строго наказывала, если Ксюша пыталась что-то от нее утаить, и вдруг предлагает такое… Нет, она, наверное, неправильно просто поняла. Ведь следователь не стенографист, он не дословно записал Ксюшин сбивчивый рассказ, а придал ему стройный и лаконичный вид, и на суде, наверное, тоже надо говорить коротко и по существу, чтобы не задерживать и не путать людей. Вот что мама имеет в виду…

Оказалось, нет. На суде надо будет сказать все наоборот, поменять местами виноватого и жертву. Ксюша смотрела на маму во все глаза, не веря, что она предлагает это всерьез.

– А другие? Я же там не одна была…

– И что?

– Другие скажут правду, и меня посадят за лжесвидетельство.

– Не посадят, ты еще маленькая.

– Все равно как-то стремно…

– Фу, что за выражения! Следи за языком! – воскликнула мама.

Ксюша потупилась и ничего не ответила.

– Другие тоже скажут то, что надо.

– Мама, – удивлению Ксюши не было предела, – там была куча народу, не могут же все они соврать.

– Ксения, это уже не наша забота. Следователь обещал, что все свидетели дадут одинаковые показания.

– Почему?

– Потому что так надо! – отрезала мама.

Ксюша нахмурилась. Она не считала себя образцом честности. Другой раз могла и приврать насчет больной головы, чтобы не ходить в школу, и плохие оценки утаить, и насчет забытых тетрадок и потерянных ключей втирала учителям с большим удовольствием. Бабушка так частенько называла ее лгунишкой и говорила, что она соврет – недорого возьмет. Но одно дело сочинять про себя, а наговорить на чужого человека – совсем другое.

– Ксюша, деточка, пойми одно – твои слова ничего не значат и ничего не решат. Все уже определено, свидетели будут говорить одно и то же, а если ты выступишь с противоположным мнением, результат будет ровно один – над тобой посмеются, скажут, что маленькая и глупенькая, испугалась и от страха не поняла, что происходит, вот и все.

– Мам, но я все видела и все поняла, и вообще даже не испугалась. Там и бояться-то было нечего, я с этой девчонкой отбежала чисто на всякий случай.

Вздохнув, мама притянула ее к себе и поцеловала в макушку, совсем как в детстве. Ксюша поняла, что мама не сердится, и сразу стало легче.

– Этот мужик не виноват, а наоборот, – сказала она.

– Ксюша, сколько раз повторять, что слово мужик грубое, и употреблять его нужно только в определенном контексте.

– Хорошо, только он все равно не виноват.

– Деточка, с ним уже все решено, его признают виновным с тобой или без тебя, разница только в том, что, если ты подпишешь, у тебя появляется шанс.

– Какой? – горько усмехнулась Ксюша. – Сесть в тюрьму?

– А ты знаешь что, ты не хами! – взвилась мама. – Ты вот фанаберии свои демонстрируешь, журналистов посылаешь, против завуча идешь и думаешь, что так тебе с рук все и сойдет?

– Мне директор разрешил.