Второй ошибки не будет

Анатолий понимал, что маме тоже тяжело, она немолодая, хочет покоя, который заслужила, а вместо этого ей на голову садятся все новые и новые люди. Детский крик по ночам, пеленки, бутылочки, все это уже не для нее. Надо поговорить с мамой, сказать, что они съедут при первой же возможности и всеми силами постараются оградить ее от радостей материнства, которыми она, вырастившая двоих детей, вполне сыта.

Сегодня Анатолий работал в утреннюю смену, и к двум часам дня уже освободился. Он принял душ, переоделся в уличное и собрался уходить, радуясь, что труды уже позади, а от дня остался еще изрядный кусок, который можно употребить на что-нибудь интересное и полезное.

Например, съездить в таксопарк, прощупать почву, не возьмут ли внешним совместителем. Или забрать Олю из школы и поехать… А, не важно, куда захочет, туда и поехать. Главное, не соваться раньше времени домой.

Возле проходной его окликнула девушка-диспетчер и сообщила, что председатель месткома второй день ждет его к себе.

Анатолий вздохнул. Олег Семенович сидит в конторе, это пять остановок на автобусе, зачем делать такой крюк, чтобы узнать, что его навсегда выкинули из очереди на жилье и никогда не примут обратно? Он и так это понимает, не маленький.

Наверное, у него уже сто выговоров, шестьдесят восемь замечаний и позорная характеристика, и Семенычу нужно, чтобы он расписался в какой-нибудь амбарной книге, что он ознакомлен с тем, что сам козел, согласен с этим постулатом, понимает, что недостоин, и требовать ничего и никогда не будет.

Жаль тратить время, но, с другой стороны, Семеныч приличный мужик, почему бы не пойти навстречу?

Он приехал в контору неудачно, в обед, и двадцать минут околачивался в коридоре под дверью Семеныча.

Возле его кабинета висела доска с социалистическими обязательствами, которые Анатолий не без интереса освежил в памяти, а больше заняться было нечем, разве что смотреть на лозунг «Слава КПСС!», от которого отвалились две последние пенопластовые буквы, оставив от себя бледные тени. Чуть ниже был пришпилен плакат против пьянства с лирической надписью «Алкоголь – природы боль!» с изображением такой беззащитной березки, что Анатолия аж проняло.

Наконец появился председатель месткома, жилистый мужичок с бурой физиономией, в древнем кримпленовом костюме и вязаной жилеточке под ним.

Увидев посетителя, он нахмурился, хотя всегда относился к Анатолию хорошо.

«Ну ясно, – подумал Анатолий, – плохие новости сообщать кто любит?»

Он улыбнулся, твердо решив показать Семеновичу, что понимает.

– Что, радуешься? – председатель спросил, как выплюнул.

– А что еще остается?

– Ну радуйся-радуйся! Добился своего, имеешь право.

– В смысле, Семеныч?

Тот встал за своим рабочим столом, как за трибуной, откашлялся, принял строго официальный вид и процедил:

– Сообщаю вам, что в новом ведомственном доме вам выделена трехкомнатная квартира.

– Издеваешься?

– Официально извещаю, что вы можете получить в исполкоме смотровой ордер.

Анатолий тряхнул головой. Наверное, послышалось.

– Вы меня поняли?

– Слушай, Семеныч, ты…

– Я председатель месткома, а не ваш собутыльник, поэтому будьте любезны на «вы» и по имени-отчеству.

– Олег Семенович, вы меня с кем-то перепутали, наверное. Да и не положена мне трешка-то.

– Вы справку о беременности жены предоставили, так что все верно. Уж мы проследили, чтобы вы получили ни метром меньше, чем вам по закону полагается.

Анатолий все еще не верил своим ушам. Наверное, это какой-то тупой розыгрыш… Нет, пока не получит ключи, пока не заселится, даже мысли нельзя допускать, что это правда.

– Так что, я погнал?

Семенович кивнул и окатил его таким презрительным взглядом, что Анатолий поежился. Нет, странно, всегда такой свойский, компанейский мужик, и вдруг… Когда он успел обидеть старшего товарища? Быстро прокрутив в памяти последние дни, Анатолий не нашел у себя явных промахов, но сообразил, что мужики внезапно стали относиться к нему как-то прохладно.

Он подошел к столу и заглянул председателю в глаза:

– Так что случилось-то?

– А ты не знаешь?

Анатолий развел руками. Завидуют, что квартиру дали? Так он честно отстоял свое, даже можно сказать, два срока отмотал. Что треху дали? Но он не просил…

– Ты дурачка-то из себя не строй. Знаю я вас таких, сначала доносы строчите, а потом глазками хлопаете, я не я и елка не моя.

– Сбрендил, Семеныч? Какие доносы?

– А такие. Ну подойди ты ко мне, поговори по-человечески, нет, сразу в прокуратуру донос писать.

– Не писал я ничего.

– Сам прокурор города мне звонил, интересовался.

– Что, серьезно?

Анатолий улыбнулся. Приятно стало от мысли, что есть на свете люди, которых ты ни о чем не просишь, а они помнят добро.

– В общем, Толя, я человек простой и честный, поэтому прямо тебе скажу: выстучал себе квартиру, живи, наслаждайся, но на дружбу мою больше не рассчитывай и на хорошее отношение коллектива тоже.

Анатолий хотел было оправдаться, объяснить про суд, про то, как его ломали, а он в последний момент сказал правду, и уже воздуху в легкие набрал, и вдруг стало наплевать.