Второй пол

Если эта жертва другому отмечена чистой щедростью, праздник бывает настоящим праздником. Но социальная рутина быстро превратила потлач в обычный институт, дар – в обязанность, а праздник – в ритуал. Наслаждаясь «званым обедом», гостья думает о том, что ей придется отвечать тем же: порою она даже сожалеет, что прием был слишком шикарным. «Эти Н. хотели нас эпатировать», – язвительно говорит она мужу. Между прочим, мне рассказывали, что во время последней войны в одном маленьком португальском городке самым дорогим удовольствием был званый чай: каждый раз хозяйке приходилось подавать к чаю все больше пирожных и разнообразить их другими мучными изделиями; это становилось столь тяжелой нагрузкой, что однажды все дамы, собравшись, решили ничего к чаю не подавать. А праздник от этого теряет свою щедрость и великолепие; конечно, это нагрузка; как всякая нагрузка, она нелегка; все, что обставляет праздник, связано с массой забот: как бы не разбились хрустальные рюмки, не испортили бы скатерть, хватит ли шампанского, печенья; а разбитая чашка, прожженная шелковая обивка кресла – это же катастрофа; и на следующий день нужно все мыть, чистить, убирать, приводить в порядок; женщина боится дополнительной работы. Она испытывает зависимость со всех сторон, такова судьба хозяйки дома; она чувствует себя зависимой от того, как получится какое-то блюдо, удастся ли жаркое, от мясника, у которого куплено мясо, от кухарки, от нанятой на этот день прислуги; она зависит от мужа, который хмурит брови, как только ему покажется, что что-то не так; над ней довлеет зависимость от гостей, которые оценивающим взглядом окидывают мебель, определяют достоинства вин и решают про себя, успешным или нет был вечер. Только душевно щедрые или очень самоуверенные женщины с легким сердцем перенесут это испытание. Если это окажется успехом, он даст им огромное удовлетворение. Большинство женщин в этом отношении похожи на миссис Дэллоуэй, которая, по словам В. Вульф, любила эти торжества, их блеск и возбуждение, но ощущала и их пустоту, их притворство. В действительности женщина может находить в этом истинное удовольствие, только если она не придает этой части своей жизни никакого значения; в противном случае это вечные муки неудовлетворенного тщеславия. Впрочем, встречается не так уж много женщин, настолько обеспеченных и беспечных, чтобы изводить свою жизнь на «светскость». Есть такие, которые полностью посвящают себя светской жизни, но при этом не делают из нее культа, а стремятся придать своей светской жизни осмысленность, ставят какие-то цели: настоящие «салоны» непременно имеют уровень либо литературных, либо политических. Для женщин это возможность завоевать авторитет среди мужчин и играть самостоятельную роль. Они стремятся вырваться из рамок замужней дамы. Замужняя женщина не может, как правило, похвастаться избытком удовольствий, кратковременные удовольствия, изредка выпадающие на ее долю, чаще утомляют ее, нежели развлекают. Светская жизнь требует от нее «представлять себя», выставлять себя напоказ, но не создает между ней и Другим истинной коммуникации. Светская жизнь не вырывает женщину из ее одиночества.

«Печальна мысль о том, – пишет Мишле, – что женщина, существо относительное, способное жить только вдвоем, чаще, чем мужчина, остается одна. Мужчина повсюду находит себе общество, создает новые связи. А она без семьи – ничто. И семья угнетает ее, ложится на нее всей своей тяжестью». Да, это так, женщина, запертая в четырех стенах, обособленная, не знает радостей товарищества, которое требует наличия каких-то общих целей, интересов; работа не занимает ее мозг, воспитание не привило ей ни вкуса, ни привычки к независимости, самостоятельности, а ведь все дни ей приходится проводить в одиночестве; уже говорилось, что это было одним из страданий Софьи Толстой. Выйдя замуж, она стала редко бывать в родительском доме, редко видеться с друзьями юности. Колетт в «Моем ученичестве» рассказывает о переживаниях девушки, оторванной от родной среды в связи с замужеством и переездом из провинции в Париж; она находит для себя поддержку только в длинных письмах, которыми обменивается с матерью; но письма не заменят живой души, а признаться в своих переживаниях Сидо она не может. Нередко бывает и так, что между молодой женщиной и ее семьей прерываются тесные родственные взаимоотношения; ни с матерью, ни с сестрами ее не связывают дружеские узы, они не подруги ей. Сегодня из-за квартирного кризиса многие молодые женщины, выйдя замуж, либо остаются жить в своей семье, либо живут в семье мужа; эти вынужденные обстоятельства далеко не всегда служат условием возникновения действительно дружественной среды для женщины.