Самому тоже пришлось «переквалифицироваться». В-25, точнее PBJ-1D, под заводским номером 41-30133, 15-й серии, был оборудован для работы в условиях Крайнего Севера. Плюс, по нашей просьбе, все его топливные баки имели систему принудительного пожаротушения, с отводом выхлопных газов от двигателя. Стоял высокоширотный гироазимут-компас АМ и система выпуска шасси использовала настоящий «ликер-шасси», изготовленный в Америке из натурального спирта по советской технологии. Кроме того, 70 %-й спирт применялся для борьбы с обледенением винтов. Все топливные баки в крыльях позволяли их наддуть, и с их помощью бороться со льдом. Из навигационного оборудования стоял приемоиндикатор для LORAN-A(C), принимал сигналы от обеих систем. В законцовке правого крыла находилась антенна РЛС, под днищем, на месте нижней оборонительной башни, находилась вторая антенна, которая могла убираться в корпус. В носовой части стояло три неподвижных и один подвижный 12,7-мм «Браунинг», справа и слева торчали стволы двух РШР-57. То есть «вооружен и очень опасен». Стоял он на берегу Карского моря, которое с двух сторон охватывало его стоянку. С одной стороны – до моря было сто метров, со второй – 230. Впрочем, на востоке находилось тоже море, проливчик, соединяющий внутреннюю лагуну с морем. Аэродром назывался «Амдерма». Ненцы так называют места, где летом находится лежбище моржей. Поселок и рудник, стоявшие чуть в стороне от аэродрома, назывались так же. Это, кстати, самый авиационный поселок на Северах. С его появлением весь выплавляемый алюминий в Советском Союзе изготавливался без применения импортного флюорита. Это легкоплавкая шихта, плавиковый шпат, плотно покрывающая расплавленный алюминий в ванне, чтобы он не прореагировал с воздухом, и не окислился во время плавки. А еще из этого самого флюорита добывают фтор, который необходим для получения «ядрен-батона». Так что место здесь стратегическое, авиационное. Аэродром расположен на песчаной косе, которая долго служила родильным домом для моржей. Летом, в прилив и хороший шторм, волна может свободно перекатиться через косу, так как расстояние до уреза воды падает до 25–50 метров. Но зимой там высятся торосы, высотой до трех-четырех метров. (Сейчас поселок стоит почти пустой: рудник закрыт, авиаполк выведен, ракетчики – тоже. Два раза в месяц, в случае погоды и проданных билетов по совершенно атомным ценам, сюда может из Архангельска прилететь самолет.)
Самолетик новенький, изготовлен в Канзас-сити в конце прошлого 1942 года, собран и переоборудован в Архангельске, в Талагах. Экипаж прошел переобучение в Гремихе и Талагах, налетал 70 часов на аналогичной машине, но «сухопутной». Это уже «морской» самолет. У него 11 человек в экипаже, но на боевой вылет идет сокращенный экипаж, так как четверых пришлось заменить членами высокой Государственной комиссии. Двое из комиссии – женщины, что очень не нравится командиру корабля капитану Волошину и командиру звена майору Костькину. Но в составе комиссии полковник Преображенский, начштаба авиации ПВО/ПЛО флота, и я, командир отдельной дивизии. Оба идем в этот полет. А девчонки… одна ведущий конструктор противолодочной торпеды, вторая – отвечала за переделку «торпедного моста» на этих машинах, под точки крепления наших торпед. Наталья Григорьевна и Леночка Соболевы, «Морфизприбор», из Фрунзе.
– Мы, вообще-то, ленинградки. Леночка – моя племянница. Сейчас живем в Средней Азии, я – в Алма-Ате, а Лена – во Фрунзе, но работаем в Пржевальске, на полигоне. Там у нас тоже холодно зимой, только озеро не замерзает, а так – такие же ветра, даже сильней, и пронизывающая сырость. Здесь даже легче мороз переносится, – заявила старшая из них сразу по приезду. Затем немного заскучала, по солнцу. Оно здесь практически не показывается.