Но не это было главное. Голденблад выглядел счастливым. Уставшим. Защищённым. Старше, чем он, наверное, был, но всё равно счастливым. Из нескольких других изображений я поняла, что он был очень «строгим» учителем. Я заметила маленькую чёрную единорожку, помощницу учителя, судя по виду, позади него и надолго уставилась на неё. Может, она была одета и не по форме, было ясно как день, что это была не кто иная, как Псалм! Я пролистала ещё раз, выхватывая её из задних планов. Снова и снова. Она была едва ли не более неуловима, чем Голденблад!
Были и совместные его с принцессой фотографии, где они разговаривали и смеялись. Картинка, где он читает лекции кобылке с маской на кьютимарке, а она всеми силами старается не засмеяться, когда Луна позади него корчила рожицы. Изображение принцессы, рисующей на его лице чёрным фломастером усы, пока он спал. «Ты мне нужен» — сказала ему она, когда он умирал на больничной кровати. Он был больше чем просто политическим советником Луны… Для принцессы Луны он был другом.
И теперь, спустя дюжину лет… она велела его казнить.
Преданность, любовь и секреты.
Может, Голденблад и был сволочью, но не всегда же он таким был. Он был учителем. Блестящим. Мудрым. Хотя, судя по глазам окружавших его учеников, он был ещё и уважаемым. Неужели это Литтлхорн его так изменил?
На секунду я подняла глаза и заметила, что на столе передо мной лежали ещё три книги, должно быть, Никтимен спустила их сюда, пока я просматривала первую. Отодвинув пока «Литтлхорн», я взяла книгу с самого лева.
Открыв «Полосатые Танцы», я увидела множество зернистых чёрно-белых фотографий зебринских метрополисов с мраморными колоннами и белыми храмами. На переднем плане одного из снимков была единорожка в вычурном, причудливом платье, которое пришлось бы по вкусу матери Смотрительницы, стоящая рядом с молодым жеребцов в исследовательской фуражке. Даже будучи жеребцом, он казался восторженным и защищённым ребёнком. «Сандэнсер и Голденблад», гласил заголовок. Мой взгляд переместился на текст рядом с ним.