Второй шанс

— Только изнутри. И окон в оружейной нет, — ответил Снипс, стараясь перекричать гул пожара. — Поэтому я и тащил то яйцо! — обгоревшая корка треснула и Рампейдж встряхнулась, сбрасывая осыпающуюся чёрную оболочку.

— Я всё ещё расту? — спросила она, осматривая обожжённую броню, всё ещё спёкшуюся с участками шкуры. — Ох, Кузнец меня убьёт.

— Я бы на это посмотрела, — ответила Психошай.

Несколько раз ударив копытом по двери, я сникла от безысходности.

«Блекджек…»

— тихо позвала Лакуна у меня в голове. Я взглянула на на неё и увидела, что она смотрит вниз в дым. Под нами в дыму в мерцании проявлялись три горящих фигуры. Я снова врезала своим посеревшим от кислоты стальным копытом по стене, затем уставилась на него на секунду. А если… это сработает?

— Освободите эту клетку, — крикнула я, указывая на камеру ниже. К счастью, все гули внутри были дикими светящимися. Лакуну и Кэрриона накрыл шквал радиоактивного огня, и я заметила, что раз или два радиоактивные взрывы почти пробили щит Лакуны. Когда её талисман выдохнется, как долго она сможет продержаться? Или наши умы начнут метаться, как у других аликорнов, пока мы не развалимся?

Не смотря на это, спустя десять секунд клетка была пуста.

— Откройте дверь, — попросила я, оглядываясь назад вдоль ряда камер. Горящие гули всё ещё топтались там. Может они не знали, что мы здесь или понимали, что нам некуда деваться. Рампейдж и Кэррион лупили дверь, пытаясь её открыть, а Ксанти сидела на полу с лучемётом в копытах, меняя конденсаторы, спарк-батареи и кто её знает что, пытаясь заставить его работать.

— Что ты задумала, Тиара? — обеспокоенно спросила Сильвер Спун, в ужасе оглядываясь на запертых в камерах обезумевших гулей. Оплавившийся, но видимо ослабший металл наконец поддался и Кэррион вырвал дверь и отбросил её в сторону. Я пробежала мимо всё ещё тускло светящихся трупов гулей, и бросилась к дальней стороне камеры, прямо к металлическому туалету. Бетонная стена над толчком пестрела десятками имён.

— О… ой… тебе оказывается надо было в… — пробормотала земная пони, отведя взгляд в сторону.

Унитаз был пуст: содержимое давным-давно испарилось. Я крикнула прямо в его металлические внутренности:

— Эй! Ты, да, ты! Тупой кусок слизи! Отвратительный, мерзкий пузырь!

Рампейдж подбежала, взглянула на меня растерянно. Я продолжила кричать, стуча по туалету изо всех сил.

Она посмотрела на меня, прикидывая, съехала ли моя крыша окончательно, моргнула, ухмыльнулась и присоединилась к оскорблениям того, что обитало в дренажной системе.

— Ты ничто иное, как нестабильная короткоцепочечная молекула! — Чего?

— Вонючая, гадкая дрянь! — крикнула я, смущённо глядя на кобылку. Неужто из всех пони, живущих в Рампейдж, лишь Октопус решился поорать на туалет? Серьёзно?

— У тебя слабая электрохимическая связь! — проревела она в унитаз. Да, похоже на то.

— Я всякого дерьма повидала, но ты всех переплюнешь! — прорычала я в толчок и Рампейдж тряхнула меня. — Ты всего лишь… — ещё встряска. — Ты просто…

— Блекджек! Глянь! — позвала она определенно не докторским голосом и указывая своими почерневшими копытными когтями на пару имён, нацарапанных в окружении остальных.

«Дуф» и тут же, рядом, «Деус».

Это была его камера. Это крошечное, шесть на восемь, пространство, делили четверо пони… и здесь всё и случилось. Здесь он из простого зэка-насильника превратился в монстра. На меня с ужасом смотрели широко распахнутые розовые глаза Твист.

А затем я почуяла запах серы…

— Назад! Уходим! — заорала я. Внезапно из туалета послышалось бульканье, а затем на пол выплеснулась едкая голубая жижа. Я отпрянула из камеры, плюхнувшись на круп. Рампейдж закусила мою гриву и потащила меня прочь от глизи, начавшей формироваться в слизепони. Выскочив на дорожку мы едва не столкнулись с тремя пылающими гулями.

— Лакуна! Снипс! Бросайте! — крикнула я, зачёрпывая магией комок глизи и швыряя его в трёх пылающих пони. Монстры даже не попытались увернуться, зачем бы им? Выпущенные в них пули испарялись ещё на подлёте. Тут дождь из светящейся, шипящей слизи обрушился прямо на них, и троица завизжала от боли и ярости. От контакта с их горящей шкурой, голубая слизь шипела и чернела, но, тем не менее, немного гасила их пламя. Шаг за шагом мы отступали, а трое пылающих вскочили на копыта. — Задержите их! — заорала я. Психошай и Стигиус метнулись вперёд, впечатывая копыта в потемневшие пятна и отбрасывая их назад. Лужа глизи обтекла их огненные копыта и трое гулей теперь завизжали в панике, пытаясь вырваться из неё. Затем один из них рухнул в кислотную жижу и схватился за своих собратьев, таща их за собой.

Глизь захлестнула их, кипя, чернея и испуская ядовитую вонь, вызывающую у меня рвотные позывы. Гули бились, поднимая оплавленные головы, пока всё варево спекалось в чёрную дёгтеподобную грязь. Даже глизь, похоже, нашла этих троих слишком острыми на вкус, голубое месиво начало всасываться обратно в покорёженный сортир. Оставшаяся после неё дымящаяся масса была настолько разрушительной, что начала растворять бетонный пол.