Второй Шанс

— Но ведь когда эти монстры стали потихоньку захватывать территорию, ты же не стал с ними бороться. Ты просто уступил поле боя. Чего же ты ждал? Что они тоже его оставят? Или думал, что они вымрут, лишившись твоего внимания?

Я ошеломленно посмотрел на адвоката:

— Бороться с ними? Но как? Мне что, нужно было писать письма с требованиями запретить показывать всех этих уродов? Или взорвать телерадиостанцию, чтобы она перестала такое транслировать? Но все станции не взорвешь, их слишком много.

Меренков еще раз покачал головой:

— Ты слишком бескомпромиссный человек, Виктор. Ты что, не можешь представить другого способа борьбы, кроме открытых боевых действий? По-твоему, можно или уничтожить или закрыть глаза. Почему ты не пошел работать на телевидение, не попытался привить какие-нибудь другие стандарты? Раз уж эти тебя не устраивают! Почему не стал пропагандировать здоровый образ жизни, равнодушие к брендам, живое общение, отказ от рекламы?

Я сидел, не находя ответа на эти вопросы. Действительно, почему я ничего не делал долгие годы? А Меренков продолжал:

— Ты же не захотел стать иконой другого мировоззрения. Ты просто понял: имеющаяся система ценностей — плохая, значит, нужно ее игнорировать. Ты, как страус, спрятал голову в землю. Думал, проблема сама разрешится? Так что тебе теперь остается? Тебе и всем остальным? Только принять имеющиеся стереотипы, навязанные теми, кто все-таки согласился стать законодателями моды.

— Хорошо, а вы, Ярослав Витальевич? Почему вы не стали бороться с системой? Вас ведь тоже, как я вижу, не устраивает такое положение вещей.

Адвокат задумался на минуту. Затем ответил:

— Ну, во-первых, меня это не так сильно раздражает, как тебя. У меня и страницы в социальных сетях есть и телевизор я, хоть и изредка, но смотрю без принуждения. А во-вторых, мой талант заключается не в бунтарстве, не в том, чтобы разрушать шаблоны, нести новые идеи, отстаивать их словом и делом. В конце концов, ты пригласил меня именно потому, что я хорошо ориентируюсь в существующей системе, могу многого достичь, не выходя за ее рамки. Я влился в поток и чувствую себя в нем естественно.

— Если подвести итог, то вы — органичная часть существующего социума.

— Да, как и ты. Ты же столько лет жил в этом обществе и все было нормально, а потом у тебя вдруг открылись глаза. Ты увидел все те язвы, которые его разъедают, хотя раньше предпочитал не обращать на них внимание. Ну и как, болезненным было прозрение?

— Ошеломительным, — признался я.

— Какие-то аспекты этой системы мы принимаем, какие-то отвергаем, как ты отвергал телевизор, пока была возможность, — продолжил развивать свою мысль Меренков. — Ты же знаешь — народ получает ту власть, которую заслуживает. То же самое можно сказать и про культуру. Она к нам не с неба упала, все мы понемногу ее урезаем или дополняем. Так почему ты сам не стал иконой нового мировоззрения?

— Не знаю, может быть, не чувствовал в себе творческого потенциала, может, слишком часто ленился. Я просто нашел для себя подходящий пласт культуры: музыку, фильмы, литературу. Я оставил поп-культуру тем, кому она нравилась и даже не задумывался о том, чтобы что-то менять, пока меня не окунули в эту современную моду с головой.

— Гольцев когда-то задавал тебе вопрос, в чем ты постараешься изменить свою жизнь, если добьёшься отмены приговора. Я не помню, что ты тогда ответил. С тех пор прошло много времени. Ты, наверное, теперь по другому оцениваешь цели и приоритеты современного общества, к тому же, получил в подарок от Второго канала еще большую популярность. Так что, если выберешься отсюда, у тебя появится свой собственный второй шанс что-то изменить.

Ничего нового по поводу пересмотра приговора Меренков мне не сообщил. Процесс был крайне сложным. Приходилось радоваться хотя бы тому, что вынесенный мне вердикт пока не спешат исполнять. Но визита адвоката я всегда ждал с большим нетерпением — приятно поговорить с человеком, чье настроение не имеет еженедельной цикличности и не портится с приближением выходных. Даже Стаса поразила эта эпидемия. Он к концу недели становился молчаливым, иногда уходил в себя, обдумывая известные ему одному мысли. В чем-то Стасу было проще бороться со стрессом — боксерская груша давала ему возможность махать кулаками в свое удовольствие, выплескивая все негативные эмоции. В день накануне очередного выпуска он провел в спортзале максимум времени, которое позволял тюремный распорядок, и выходил оттуда буквально пошатываясь от усталости.

— Интересно, что нас ждет в завтрашнем выпуске? — задумчиво сказал Стас, когда мы выходили из тренажерного зала.

— Ох, Стас, не знаю. Поразительно — мы так привыкли к этому шоу, что я даже поверить не могу в то, что через неделю оно закончится.

Стас признался:

— Время еще никогда не тянулось для меня так медленно.