Второй шанс. Его дочь

Адам резво поднимается на сцену и подходит к микрофону. Уверенно поправляет акустический прибор, настраивая под себя, словно это привычное для него дело.

И… улыбаясь начинает.

– Всем привет. Слышно нормально? Отлично, – его уверенный голос разносится по всему залу, а я откровенно им любуюсь. – Очень многие из вас меня знают, а для остальных правильно было бы представиться. Меня зовут Адам, и я такой же гость, как и вы. Я еле выгрыз возможность подняться на эту сцену и сказать в микрофон. Потому что моя речь сегодня не входила в развлекательную программу. Но я здесь. И у меня есть вполне конкретная цель, – обводит собравшихся глазами. – В этом зале сейчас находится девушка, – голос Адама мгновенно становится серьезным, глубоким, – она преподнесла мне самый дорогой подарок, а я не смог оценить, – пауза в его речи имеет колоссальный эффект. – Я очень сильно ее обидел когда-то, а теперь не могу искупить свою вину перед ней. Юль, прости меня. Я о многом сожалею. Если бы я только знал…

Адам прочищает горло и смущённо улыбается, глядя в толпу и одновременно перед собой. А мне вдруг захотелось облокотиться обо что-нибудь. Гляжу на него взволнованно. Глаз не свожу.

– Я немного волнуюсь, потому что это тяжело – открывать душу и признавать свои ошибки, да ещё и при таком количестве свидетелей… – неловкое молчание, и Адам, набрав побольше воздуха в грудь, продолжает. – Я боюсь, что вновь натолкнусь на твое беспросветное «нет». На очередной отказ – да, пусть и логичный и легко объяснимый. Юль, прошло немало времени, я осознал многое, многое понял. Я очень раскаиваюсь в том, что все у нас вышло так, – поджимает губы и растерянно ведет плечами. – Не очень как-то вышло…

Адам удрученно смотрит в пол, микрофон держит обеими руками. Сложно уловить с расстояния выражение его глаз и полуопущенного лица.

– Я понимаю, ты не боишься. Ты просто осторожная. И я сам причастен к тому, что тебе приходится выверять каждый свой шаг. Ты вроде и рядом, но не со мной. Улыбаешься, но ждёшь подвоха. Его не будет, Юль. Я не знаю, как вырезать из наших жизней прошлое, чтобы не было тех ошибок. Чтобы ты мне снова доверяла. Я очень люблю тебя и нашу малышку. Я ради вас на все готов. И я теперь уверенно на весь мир могу заявить, что я определился и кроме вас мне никто не нужен. Но… Я не знаю, что сделать, чтобы ты разрешила приблизиться к тебе снова. Ты разрешишь, Юль? Если ты сделаешь хотя бы несколько шагов поближе к сцене, я восприму это как возможность ещё раз поговорить о нас. Наедине. И… И… Ты разрешишь?

Взволнованный трепет пробегает по залу. Собравшиеся начинают с любопытством озираться по сторонам. И лишь я, не отрываясь, смотрю на сцену, неготовая ответить ему в эту минуту, неспособная отозваться. Я не «боюсь», я просто «осторожна»…

Щеки обжигает теплом, соленая влага струится по лицу, капает на платье, обнажая всю боль прошлого и освобождая ее. Каждое слово разрывает сердце, впивается под кожу. А я все смотрю на него. А он… он поверхностно осматривает зал в ожидании. Я не сделала ни шагу к нему навстречу. Почему? Всегда считала, что прошлое – это прошлое. Будущее – это будущее. И в одну реку не войти дважды. Наверное, ему лучше будет с кем-нибудь другим, с кем прошлое не будет делить дороги. Наверное, мне будет лучше с кем-то ещё. С кем удастся почувствовать хоть малую часть того, что творилось внутри, когда Адам был рядом. И до сих пор это осталось неизменным. Я «не боюсь»… я просто… «осторожна»… Но теперь вдруг начинает казаться, что, возможно, все должно было произойти именно так? Ведь мы были искренны в своих желаниях. Интерес был неподдельный. Мы сгорали в страсти. Вместе падали с вершины, воспаряя вновь. Это все было. И было таким ярким, настоящим. Но… к семье мы оказались не готовы. А вдруг каждому из нас действительно необходимо было вырасти, пройти свой путь. Чтобы спустя годы встретиться «взрослыми». А что, если все это было заранее нам предначертано? Я и Оля. Он и брат. Мы с ним… вновь?

Прикрываю глаза и слегка наклоняю голову, глотая слезы. Кусаю губу, стараясь успокоиться, но взять себя в руки сейчас – настоящий подвиг.

Не знаю, видит он меня или нет, я стою довольно далеко от сцены. Так хочется придержать платье и поскорее покинуть зал. На самом деле, мне все это не нужно. Я всегда была тихой и домашней девочкой, и вот такие громкие, сбивающие с ног поступки обычно шокировали меня. Как и сейчас. А я больше ценю искреннее, тихое счастье, от которого все вокруг становится светлее и уютнее.

Адам сжимает кулак в каком-то неописуемом горьком отчаянии и продолжает говорить дальше.