Случись со мной такое в начале этого долгого пути, я бы, наверное, не стала пренебрегать добрыми советами. Но я уже достаточно прочувствовала нрав этих гор. Я могу хоть изойти тут криком — никто не услышит. Пока они не захотят.
Бабушка Мэйв в детстве объясняла мне и другим молоденьким наироу — не нужно отвечать тем, кто вас дразнит. К чему? Этого они и хотят. Слез, злости, крика — или хотя бы страха. Они уйдут тогда, когда не получат этого от вас. Просто молча продолжайте делать то, что делали.
Я стояла неподвижно, стараясь сохранять спокойствие. Итак, я сейчас смотрю в том направлении, откуда мы пришли — это очевидно. Следует взять его и двигаться к границе тумана. Неважно, что на самом деле ее может и не оказаться на прежнем месте: главное — не паниковать.
Мне начало казаться, что где-то на самой границе слуха будто бы колеблется какой-то очень низкий, едва различимый звук.
Защитная магия долины, что же еще это могло быть? Басху почему-то мечталось, что Мастерская будет похожа на музей под открытым небом. А магия места все еще сильна. Ею пропитана каждая пядь земли, каждый дюйм камня. Я вдыхаю ее вместе с воздухом. В Адемике учили, что в случае столкновения с заклятьем, которое тебе неизвестно, перво-наперво необходимо понять, из чего оно состоит и можно ли его разрушить...
Разрушить, ага. Тут смешно даже пытаться. Лучше уж идти вперед, зачем-то удерживая на лице улыбку, и делать вид, что ноги не подкашиваются от страха. А туман все не кончается, словно я не назад иду, а вглубь. Совсем уже ничего вокруг не осталось, кроме серой густой ткани, которой и дышать-то страшновато...
Может, это ловушка, и теперь нам троим — а может, не только нам, но и сотням путников до нас — суждено бродить тут до скончания дней, до самого Напутственного Луча? Глупо как-то получилось, право слово…
И тут из мглы выступили очертания статуи.
Красота изваяния и мастерство ее создателя были неоспоримы. Это была фигура женщины высотой в полтора-два человеческих роста. Никакого постамента не предполагалось. Женщина была в просторных одеяниях и стояла, расправив плечи и скрестив руки на груди. В ее больших миндалевидных глазах плескалась насмешливая фиолетовая тьма. Я остановилась, понимая каким-то задним чувством, что теперь меня не в силах спасти уже ничто. Отвести взгляд от фиолетовых провалов казалось невозможным, и виделся в них не то дым каких-то пожарищ, не то сверкающие облака в странных, нездешних небесах. Каменные губы статуи внезапно разомкнулись, и звук на грани слуха, который тревожил меня до этого, внезапно стал низким, грудным пением. Негромким, очень спокойным. И страшным.
— Не надо… пожалуйста… — услышала я свой голос, испытав при этом какое-то глухое удивление. – Не надо…
Пение плело свой узор, а мне уже казалось естественным и даже правильным взять и прямо сейчас перегрызть себе вены на руках. Сломавшееся, деревянное тело упало на колени перед изваянием, повисли плетьми бессильные руки, только голова моя по-прежнему была запрокинута, прикована взглядом к лику собственной смерти. Эта плоть тебе больше не нужна, говорили глаза статуи. Расстанься с нею без сожаления.
Не было уже ни ужаса, ни гнева в опустевшей груди.
И тут в пение ворвалась флейта.
Вот… как можно описать то, что происходило дальше? Я видела, как сражаются мужчины. Видела, как женщины выдирают друг другу патлы и выцарапывают глаза. Видела, как пьяный менестрель выходит против трактирного вышибалы, перехватив лютню на манер дубинки – это уже ближе, но все не то.
Легко описать согласное звучание двух голосов, но как описать их сражение?
Соловей, пытающейся своей трелью покрыть рев урагана?
Да, эта битва казалась безнадежной. Вот только как бы ни был силен и стар этот ураган, он был темен, мертв и тяжел. А соловей – звонок и заливист. Лезвие бритвы, кромсающее душную ткань. Звук флейты чисто и хищно взмывал вверх, атакуя густую песнь изваяния.
Я не смогла понять, в какой именно момент оно потеряло свою жуткую власть надо мной и что такое странное случилось с туманом. Плотная мгла вокруг меня рассеивалась скоро и неудержимо, словно каждая нота флейты отнимала у нее часть силы. Моя голова носилась кругами, словно маленький шарик в игорном доме, звуки прибивали к земле, и я упиралась ладонями, даже не чувствуя холода от промерзлого камня.
И вот все застыло, стихло и погасло. Вокруг меня сгустились вполне обычные зимние сумерки, высыпали звезды. Древняя цитадель все так же тянулась башенками к небу. Исчез только туман, и теперь я увидела, что долина просто наполнена была самыми разнообразными статуями, вроде той, что только что стращала меня… Я едва сдержала крик запоздалого ужаса, но они все выглядели вполне безобидно. Моя же угнетательница исчезла, точно ее и не было.