Второй вариант

За деревней, почти у самого леса, разведчики наткнулись на трупы девяти парней и двух девушек. Лежали они раздетые, со связанными проволокой руками и смотрели в утреннее серое небо мертвыми глазами. Ступни ног неестественно, под прямым углом, поднимались вверх, лица изуродованы ударами прикладов.

Постояли, сняв шапки, дали короткий залп и пошли дальше, а через сутки на лесной дороге увидели остатки обоза и занесенные снегом трупы фашистских солдат. Видно, узнали партизаны о мученической смерти своих товарищей и разбили обоз так, что некому стало подбирать и увозить убитых.

Полдня разведчики шли густым корабельным сосняком, потом он стал редеть, обрастать пышными кронами и кудрявиться, что указывало на близкий конец леса. Так и оказалось. Впереди простиралось неоглядное поле. Прямая снежная канава начиналась на опушке у поленницы дров и исчезала на половине высокого взгорка.

Пошли по ней. Канава перешла в нору, нора закончилась сенями с деревянной дверью, за ней, как в сказке, жили старик со старухой. Разведчикам обрадовались несказанно, особенно старик, у которого кончилась махорка. Не знал куда посадить и чем попотчевать, а угощение было одно - холодная картошка.

- Вот говорил, что дождемся, и дождались! - выговаривал старухе.Освобожденные мы теперь? - спрашивал, пытливо заглядывая в глаза.

- Полностью и навсегда.

- А когда "Пантеру" будете брать?

- Какую еще "Пантеру"? Где она?

- За моим бугром поле, за ним и она. Новая оборона германцев. Почище линии Маннергейма будет. Не слыхали разве?

- Да нет... Посмотрим.

- Посмотрите, а дом наш за этой "Пантерой" был. Сожгли его, проклятые.

В новом "жилище" старики поселились осенью. Место высокое, сухое, и бурт картошки рядом. Разведчики посоветовали уйти в освобожденную деревню. Дед отказался:

- Где там жить будем и кто нас кормить станет? Да и привыкли здесь.

- Бои начнутся, вас и побить могут.

- Э, сынки, я тоже воевал и соображаю, что к чему. За бугром мою земляну ни один снаряд не достанет. Переживем как-нибудь.

На этом и расстались.

"Пантеру" войска пробовали брать с ходу. Не получилось. Она строилась основательно: густо заминированное широкое предполье, глубокий ров, вал за ним с укрытиями от бомб и снарядов, многочисленными дзотами, бронированными полусферическими колпаками, привезенными из Германии, открытыми и закрытыми площадками для пушек и минометов, и за всем этим еще несколько запасных линий в глубине.

В конце марта начался новый штурм "Пантеры" более мощными силами. После небывалой артиллерийско-авиационной подготовки померк солнечный день, черная пелена заволокла землю и поднялась в небо. По нему невиданно и страшно, накатываясь друг на друга, заходили черные волны. Казалось, такой густоты и силы огонь сметет все, от фашистских укреплений останутся рожки да ножки, но вражеская оборона выстояла, ответила жесточайшим контрударом. Изнурительные бои закончились с наступлением весенней распутицы; раньше времени разверзлись хляби земные. Наступило затишье.

В отпуск бы теперь! Сутки туда, сутки обратно, денек дома побыть! Больше и не надо. Не успел так подумать Шарапов, как вызвал его командир полка, пряча в усах улыбку, спросил:

- Ты о моем обещании не забыл? Собирайся. Как отведут полк во второй эшелон, так и отпущу.

- Спасибо, товарищ подполковник! - гаркнул что есть мочи Полуэкт.- Большое спасибо,- повторил потише, и весь мир показался ему радостным и прекрасным, как будто война кончилась.

Прямо от Ермишева побежал к портным - шинель новую, после возвращения из госпиталя полученную, на комсоставскую перешить, к сапожникам - хромовые сапоги заказать, и нигде не получил отказа. Знали его в полку и ценили, а тут такой случай! Поколебавшись, письмо домой настрочил, излил в нем восторг свой и радость, а побывать дома не удалось.

Разведчики еще были на передовой, спорили, чтр лучше приготовить из конской ноги, и, как на грех, показался наш "ястребок". Он летел низко и, миновав передовую, упал на поле. Побежали к нему посмотреть, что случилось, если надо, летчику помочь. Он без сознания, голова в крови, видно, при приземлении ударился, а фонарь не открывается. Гриха Латыпов на крыло запрыгнул:

- Уйдите-ка отсюда, не мешайтесь.

Поколдовал над хитроумным запором, и фонарь отодвинулся.- Командир, у него и ноги перебиты!